Читать книгу "Горец и леди - Патриция Грассо"

– Это твой эль, Перси, – ставя перед ним на стол кружку. – А для вас, миледи, свежее молоко.

– Молоко? – изумилась Шена.

– Да, теперь, когда вам предстоит заводить детей, вы должны выпивать по кружке молока каждый день.

Бригитта засмеялась, увидев ошеломленное выражение на лице молодой женщины, и шепнула ей:

– Она сказала мне то же самое в первое мое утро в Данридже.

В этот момент Шена заметила Хитреца, который, выпрашивая подачку, положил свою лапу на колено Гленде.

– Боже, что тут делает дикий зверь?

– Хитрец, не дикий, – негодующе заявила Гленда.

– Это мой питомец, – объяснила Бригитта. – Я нашла его в лесу, когда он был совсем маленьким лисенком и потерял свою мать.

– А я в детстве, – задумчиво сказала Шена, – мечтала иметь котенка.

– И твое желание исполнилось, дорогая? – спросил Перси.

Шена отрицательно покачала головой и погрустнела.

– Конечно, в замке бегало много кошек, но мне хотелось иметь своего собственного любимца, чтобы он оставался со мной даже по ночам.

Она протянула руку, и Хитрец, сидевший возле стула Бригитты, лизнул ее.

– Вы понравились Хитрецу, – сказала Гленда.

– Но почему же ты не завела котенка? – спросил Перси.

– Мардок не позволил. Он накупил дорогих ковров для моей комнаты и боялся, что котенок испортит их.

– Вот противный, – Гленда бывала резка в своих оценках.

– Нельзя так говорить о родственниках, – укоризненно сказал девочке Йен. «Даже если это правда», – добавил он про себя.

Залившись румянцем, Гленда опустила голову.

– Извините меня, леди Шена.

Закончив трапезу, Перси встал из-за стола, как вдруг появился запыленный гонец, который направился прямиком к главному столу. На плаще был герб дома Деверо.

– Кто-то умер… – побледнев, прошептала Бригитта.

Остановившись перед Йеном, гонец поклонился и произнес:

– Сердечный привет вам от графа и вдовствующей графини Басилдон. Я привез письмо для графини Данридж.

– Так отдай его, – сказал Йен.

Гонец, достав письмо, протянул его Бригитте. Она быстро сломала печать и, пробежав глазами послание, с облегчением вздохнула.

– Ну, все слава Богу. У Бако и Марианны родилась дочь Тереза. А Аил вышла замуж за толстяка Берти!

Смеясь, Йен обратился к гонцу:

– Садись на свободное место в зале и поешь. Позже графиня напишет ответ.

Через несколько минут в зал вернулся Перси, неся в руках пищащий белый комочек меха.

– Ваше желание исполнено, миледи, – сказал он, кладя котенка жене на колени.

– Ой!.. – На глазах Шены показались слезы счастья. – Где ты его достал?

Перси пожал плечами.

– Этого добра здесь всегда хватает.

– Она такая милая. Или это он?

– Вот уж не знаю, – улыбнулся Перси. – Но по-моему – кошечка.

– Я назову ее Бана, – объявила Шена, лаская котенка.

– Бана? – переспросила Бригитта.

– По-кельтски это означает «красавица».

Положив голову на колени Шены, Хитрец, обнюхал дрожащий попискивающий меховой шарик. И вдруг, высунув язык, лизнул котенка.

Бригитта искоса взглянула на Гленду и заметила:

– Похоже, лорд Хитрец теперь влюблен в леди Бану.

– Вот и хорошо, – ответила девочка. – Теперь у леди Отмы будет хоть немного покоя.

Дункан, арендатор Менци, почувствовал первые приступы страха уже во внутреннем дворе. Никогда он не бывал в замке Вим, хотя много раз, еще мальчиком, мечтал об этом. Теперь Дункан искренне сожалел, что его желание исполнилось, но отступать было некуда.

Мардок Менци, граф Мейнич, был суровым человеком, а послание, которое принес Дункан, содержало плохие новости. Вдруг гнев графа обрушится на посланца, беспокоился арендатор. Стоило ли рисковать жизнью ради золотого, который вручил ему незнакомец за то, чтобы передать это известие?

Сопровождаемый двумя воинами графа, Дункан вошел в зал и невольно содрогнулся. Взгляд его скользнул вдоль длинного помещения к возвышению с главным столом, за которым восседал сам граф.

Высокий, плотного сложения, Мардок Менци был жесток и грозен на вид. Лицо его, будь оно чуть помягче, могло бы показаться даже приятным. Но неровный угловатый шрам, пересекавший всю щеку, портил дело. Но больше всего пугали людей его глаза. Это были холодные черные глаза змеи, не знающей жалости.

«Бедная жена, бедные мои дети, – повторял про себя Дункан, пока воины вели его через зал к столу графа. – Как они будут жить без меня?» Он вовсе не был трусом, но ноги у него дрожали, а в животе ощущалась какая-то противная пустота.

– Милорд, – заговорил один из воинов, когда арендатор низко склонился перед графом, – этот человек говорит, что у него есть известие для вас.

Менци взглянул на Дункана и с удовлетворением заметил, что тот поежился под его взглядом.

– Что ты должен мне передать?

– М-меня з-зовут Д-Дункан, милорд, – запинаясь, начал тот, нашаривая в кармане золотую монету. – Какой-то незнакомец дал мне вот это и просил передать вам известие. – Дункан замолчал: во рту у него пересохло, слова никак не выговаривались, застревая в горле.

– Ну, говори, – отрывисто приказал граф.

– Макартур похитил леди Шену, – одним духом выпалил арендатор. – Ее увезли в замок Данридж.

– Ты лжешь!.. – вскочил на ноги Менци с искаженным от бешенства лицом.

Дункан, умирая от страха, сделал шаг назад, испытывая сильнейшее желание убежать. Воины Менци, хоть и привыкли к постоянной опасности, тоже невольно попятились.

Суматоха, поднявшаяся у входа в зал, спасла всех троих от графского гнева. К главному столу быстрым шагом спешил гонец в плаще с гербами графа Моррея, брата королевы.

– Милорд Менци?..

Мардок кивнул, и гонец протянул ему письмо.

Менци быстро прочел послание. Неистовая ярость горела в глубине его черных змеиных глаз. И медленно, леденящим душу голосом он произнес:

– Я превращу Данридж – нет, я превращу весь Арджил – в груду пепла!

19

Весна перешла в лето, и солнце уже поднималось в небе высоко. В июне из Эдинбурга пришло известие: королева Мария родила сына, Якова, но в Данридже было не до веселья.

Между Йеном Макартуром и Мардоком Менци разгорелась новая война, на этот раз особенно яростная и непримиримая. Для женщин это было просто несчастье. Им больше не разрешалось выходить за стены замка, к великому огорчению Бригитты, которая чувствовала, что ей тесно в саду. Она так любила волю.