Читать книгу "Тайна гибели генерала Лизюкова - Игорь Сдвижков"

Косвенным признанием этого является и послевоенное письмо Давиденко вдове Лизюкова, в котором он, в сущности, подтвердил свою официальную докладную записку. Не имея формальных доказательств, этим своим письмом Давиденко явно выразил ей своё личное мнение о том, что его бойцы в июле 1942-го, скорее всего, похоронили у опушки рощи именно её мужа. Выдержки из этого письма приводит в своих воспоминаниях писатель Кривицкий, который неоднократно встречался с сыном Лизюкова и знал из первых рук все сложные перипетии безуспешных поисков его отца.

Можно ли предположить, что немцы всё-таки увезли генерала в неизвестном направлении, как писали об этом авторы книги о братьях Лизюковых? Конечно, полностью отрицать эту версию нельзя. И всё-таки она очень сомнительна.

Во-первых, для того чтобы подтвердить эту версию, надо как-то объяснить, почему, «увезя труп Лизюкова в неизвестном направлении», немцы зачем-то засунули его вещевую книжку в карман мёртвого «красноармейца», лежащего в 100 метрах от подбитого танка. О явной вымученности таких объяснений мы уже говорили выше.

Во-вторых, увезти убитого Лизюкова из рощи в немецкий тыл было в тот день весьма затруднительным и рискованным делом. В условиях прорыва наших танков восточнее и западнее рощи, когда бои развернулись уже в 3–4 километрах южнее, а роща оказалась в окружении, снабжение вражеских подразделений здесь было нарушено.

Направлявшиеся днём к роще немецкие автомашины могли быть запросто уничтожены нашими танками и стать лёгкой добычей даже для продвинувшихся вперёд разведгрупп стрелковых частей. Только к вечеру в ходе контратаки 9-й танковой дивизии противника немецкие танки достигли рощи, и засевшая здесь немецкая пехота получила передышку[303]. Так что «организовать» машину для вывоза трупа убитого русского генерала из рощи, а тем более осуществить сам этот вывоз было для противника в той обстановке очень не просто, если вообще возможно.

И, наконец, третье и самое главное. Совершенно очевидно, что если бы такой «вывоз» противнику всё же удался, в немецких документах обязательно осталось бы упоминание о том, что на КП такой-то части был привезён убитый генерал Lisukow вместе со всеми его документами. Причём это событие было бы настолько важным, что о нём непременно сообщили бы и в вышестоящий штаб 7-го армейского корпуса, которому подчинялась тогда 387 пд. В этом случае, даже несмотря на отсутствие архивного фонда этой дивизии, упоминание о Лизюкове обязательно было бы в документах 7 АК. Но ничего подобного в них нет.

Конечно, вполне возможно, что документы и гимнастёрка Лизюкова в конце концов достигли штаба полка. (Если, конечно, её не «реквизировали» себе вражеские солдаты в роще, позарившись на дорогие награды генерала. В связи с этим вполне можно предположить, что награды Лизюкова до сих пор хранятся где-нибудь в частной коллекции на Западе, владелец которой или не подозревает о стоящей за ними трагедии, или знает, но по понятным причинам молчит и не афиширует их происхождения.)

Но одно дело, когда вместе с документами командованию предъявляют труп убитого русского генерала как прямое вещественное доказательство, и совсем другое, когда в штаб передают с передовой окровавленную и изодранную гимнастёрку и добытые при весьма странных обстоятельствах документы. Очевидно, поверить в то, что русский генерал и высокопоставленный комиссар без всякого прикрытия сами пойдут вперед и попадут в засаду, как об этом рассказали солдаты с передовой, было для прагматично мыслящего немецкого штабиста весьма затруднительно.

Поэтому в штабе полка, скорее всего, посчитали, что принесённый мундир и документы не являются достаточным основанием для каких-либо уверенных заявлений и выводов, и не стали докладывать об этом в штаб дивизии. Так оборвалась шедшая наверх тоненькая ниточка информации о случившемся, и никаких следов о гибели Лизюкова в немецких документах не осталось. (Возможно также, что, присвоив себе награды генерала, немецкие солдаты выкинули за ненадобностью его гимнастёрку и просто не стали докладывать о случившемся офицерам. Такая же участь могла постигнуть и захваченные документы. Нельзя исключать и того, что эти солдаты вскоре погибли в ходе боёв и потому, по понятным причинам, просто не могли доложить командованию о случившемся.)

Таким образом, утащить мёртвого Лизюкова дальше рощи немцы вряд ли смогли. Поэтому, как это ни парадоксально, но с точки зрения поисков могилы Лизюкова сейчас уже не важно, был ли похороненный около рощи 23 июля 1942 года «красноармеец» Лизюковым или нет. Потому что могила Лизюкова всё равно должна быть где-то там.

Вопрос состоит лишь в том, кто и когда произвёл это захоронение. Предположить здесь можно всякое: это могли быть и немцы, и наши, захоронение могло быть произведено как во время боёв, так и после их окончания уже местными жителями весной и летом 1943-го.

Но совершенно очевидно, что никто не стал бы тащить неопознанный труп за несколько километров в Лебяжье, чтобы похоронить его у церкви! После того как фронт ушёл на Запад, на полях боёв осталось столько неопознанных трупов, что не было никакой возможности собирать их и везти на кладбища. Их просто хоронили вблизи места обнаружения. Часто в воронках и заброшенных окопах.

Подведём итоги: в пользу версии о захоронении Лизюкова на опушке рощи южнее Лебяжьего говорят два достоверных источника: материалы расследования 1942 года и докладная записка Давиденко от 1947 года. Кроме того, эта докладная записка подтверждается и третьим источником — послевоенным письмом Давиденко к вдове Лизюкова.

Означает ли это, что останки Лизюкова до сих пор лежат где-то на опушке рощи в затерянной после войны могиле? Вполне возможно. Хотя и не факт. За послевоенное время много чего произошло на кромке поля у южной опушки. Здесь было построено асфальтированное шоссе, с отсыпкой грунта под полотно дороги, которое прошло, практически цепляя южный отрог рощи. Затем здесь же провели линию электропередачи и через определённые промежутки рыли глубокие ямы под 30-метровые бетонные опоры. В конце концов, на опушке рощи неоднократно производились раскопки: официальные, а часто и самодеятельные.

Рыли здесь многие: и местные ребятишки, и поисковики, и чёрные копатели. Есть упоминания и о том, что среди найденных на опушке останков встречались и захоронения танкистов, которых опознавали по обрывкам танковых шлемов и комбинезонов в пятнах мазута. Кто были эти танкисты? Мы не знаем. Отчётов о «проведенной работе» нелегальные копатели не писали, и куда потом делись останки погибших — неизвестно.

Архивные данные позволяют предположить, что на полях боёв вокруг рощи погибли и остались десятки танкистов. Число же погибших здесь пехотинцев явно исчисляется сотнями, если не тысячами. Только малая часть из них была похоронена в братских могилах, большинство так и лежат в затерянных и забытых санитарных захоронениях 1943–1944 годов, которыми стали главным образом огромные бомбовые воронки на полях да бесчисленные траншеи. Многие же вообще не были захоронены по-человечески и навсегда остались лежать в полях, оврагах и рощах. Таковы факты.