Читать книгу "Каир. Биография города - Джеймс Олдридж"

Некоторые критики утверждают, что египетскому искусству не хватает подлинно народных мотивов. Элементы народного искусства присутствуют в Египте повсюду, но художники еще не воспользовались ими. Например, в стране существует примитивное деревенское ткацкое искусство; очень популярна «стенная живопись» — рисунки деревенских художников на стенах хижин, иногда целые серии картин, рассказывающих, скажем, как хозяин дома совершил паломничество в Мекку. В Каире таких «картин» больше не найдешь. Последний раз я видел одну из них на стене лавки с сахарным тростником в Булаке, но и она уже почти стерлась и поблекла. Такие формы народного искусства не помогли современным художникам понять, что думает и чувствует их народ. Они все еще стараются преодолеть разрыв между VII и XX веками, когда ислам запрещал всякое изображение живых существ. Иконоборчество ислама на долгие годы отрезало Египту путь к развитию изобразительного искусства, которое ему сейчас так необходимо. К сожалению, египетские художники, пытаясь сейчас преодолеть многовековую пропасть, склонны возвращаться к самому началу. Они видят себя в фараоновских одеждах и античных тогах, и кажется, что богатая исламская культура для них вообще не существует.

Во всяком случае, живопись еще не стала серьезным орудием социальных преобразований, и художники продолжают бродить в потемках. Не просто обстоит дело и с такими видами искусства, как кино и телевидение. Еще в 1934 году Каир называли «Голливудом арабской кинематографии», которая развивалась неровно, но всегда была интересной и богатой. К 1946 году Египет выпускал ежегодно 70 фильмов. В 1960 году он занимал одиннадцатое место в мире по количеству фильмов, большинство которых снималось студией «Миср», расположенной около ирригационных каналов у пирамид. В Каире около 80 кинотеатров, и демонстрация всякого египетского фильма сопровождается весьма шумными «комментариями». В кинотеатрах победнее публика активно участвует в событиях на экране — она кричит, свистит, бросает реплики, отпускает непристойные шутки, а иногда и льет слезы, даже если показывают самую дешевую мелодраму. До 1956 года на производство фильмов не тратили больших средств, и по содержанию они были пустыми. Бытовые драмы или деревенские комедии никак не отражали подлинной жизни, а сценарии, как и книжная макулатура, были плагиатами западных драм и голливудских фильмов. Ни один серьезный автор не писал для кино, и, несмотря на наличие замечательных режиссеров и первоклассных артистов, вроде Нагиба ар-Рэйхани или певицы Умм Кальсум, у которых было множество поклонников и подражателей, кинематография старалась угодить вкусам массового потребителя.

В 1952 году известный египетский критик Мухаммед Мустафа посоветовал кинорецензентам для правильной оценки фильма задавать себе семь вопросов: 1) Какова тема фильма? 2) В чем его мораль? 3) Какую пользу он принесет зрителю? 4) Какова его развлекательная ценность? 5) Почему в нем мало новых мелодий? 6) Интересен ли сюжет фильма? 7) Почему нет песен?

Д-р Джекоб Ландау, цитируя эти вопросы в своей книге, утверждает, что в то время египетского зрителя интересовали только два последних вопроса: сюжет и песни. Но Ландау писал это до 1960 года, а с тех пор египетский зритель стал и сам руководствоваться семью пунктами Мустафы при оценке каждого нового фильма.

После 1960 года правительство создало комитет для «укрепления кинематографии» и ее финансовой поддержки, а также приступило к производству документальных фильмов. В Каире появился институт кинематографии, и правительство стало добиваться улучшения качества фильмов. Под «улучшением качества» имелось в виду производство реалистических фильмов с социальным содержанием. Это был важный шаг, но подлинные сдвиги начались с того момента, когда серьезные писатели, в частности Нагиб Махфуз, взялись за киносценарии. Результаты сказались немедленно, так как и критики и шумная публика горячо приняли новые фильмы. В 1960-х годах самым большим успехом уже пользовались не слезоточивые мелодрамы из жизни «высшего общества» или деревенские комедии, а хорошо написанные реалистические драмы о простых людях, скажем, из таких районов, как Хан аль-Халил.

Победа египетской кинематографии над дешевым старьем и возникновение нового самобытного стиля в кино были продиктованы самой жизнью. В итоге кино сейчас стоит неизмеримо выше египетского телевидения, которое появилось «словно по заказу» в разгар социальной революции. Талантливые творческие работники еще не проявляют к нему серьезного интереса. В 1960 году было два телевизионных канала, в 1967 году — три. Первый канал предназначен для популярных массовых передач, второй — для серьезных просветительских программ, третий — для французских и английских передач. В 1987 году в Каире было 174 588 телевизоров, причем почти все они египетского производства. Поскольку телевизионные зрители — это своего рода пленники, можно предположить, что каирцам преподносят насыщенные политические передачи. Но, как и в западных странах, первый канал занят спортом, легкими, развлекательными программами, бытовыми комедиями, документальными фильмами и довольно приличными передачами новостей, особенно после того, как они стали более объективными. Солидную долю программы составляют американские, французские, английские, итальянские, русские и чешские фильмы, потому что государство тратит большую часть средств на техническое оборудование телевидения, а не на оплату артистических талантов.

Во всяком случае, египетское телевидение достигло определенного профессионального уровня.

Несмотря на нынешнее свое состояние, телевидение как сильнейшее средство пропаганды, несомненно, будет играть на Ближнем Востоке более важную роль, чем радио. Недалеко то время, когда араб в пустыне установит на седле верблюда транзисторный телевизор, а не радиоприемник, с которым он сейчас не расстается. Сейчас радио оказывает большое влияние на формирование его взглядов. Мощный политический голос Каира звучит по радио не только по всему арабскому миру, но и в Африке. Время от времени в лондонской «Таймс» появляются гневные письма читателей, требующих запретить (чуть ли не силой) передачи каирского радио или по крайней мере поставить их под контроль ООН. В 1962 году Чарлз Иссави (в книге «Египет в революции») писал, что каирское радио «не имеет равных себе в мире по вульгарности, озлобленности и пренебрежению к правде». Конечно, кому что нравится.

Приходится признать, что лет десять назад для каирского радио была и впрямь характерна нездоровая страсть к преувеличениям. До 1962 года оно находилось в руках правого крыла режима, которое пользовалось любыми гиперболами для защиты дела арабов. Глупость такой политики была очевидна, ибо справедливое дело арабов не нуждалось ни в преувеличениях, ни в обмане.

Социальная революция привела к некоторым изменениям в характере передач. Радиостанция «Голос арабов» продолжала свои атаки на Запад, но пользовалась теперь достоверными фактами и разумными аргументами. Станция научилась направлять острие материалов западной прессы против самого Запада.

В 1960-х годах каирское радио вело передачи на двадцати одном языке, не считая арабского. Наиболее важные передачи были направлены на Африку: 324 часа в месяц (1964–1965), то есть на сто часов больше, чем все передачи на ближневосточные страны. Это понятно, ибо Каир считает себя не только самым важным городом арабского мира, но и Африки. Почти каждое африканское революционное или объединительное движение имеет в Каире свой политический офис или представителя. Северная часть Африки в основном мусульманская, что очень важно для Каира. Алан Бэрнс в книге «История Нигерии» пишет, что в процессе соперничества проповедников различных религий, «спасавших» души африканцев, на каждого язычника, обращенного в христианство, приходилось десять человек, принявших ислам. Каирское радио, естественно, старается воспользоваться этим религиозным преимуществом. В радиопередачах на Африку главный упор делается на критику империализма и неоколониализма. Чуть ли не каждую неделю в Каире проходит какая-нибудь конференция африканцев, обсуждающих проблемы борьбы против империализма, и каирское радио доносит информацию об этих длительных дискуссиях до самого мыса Доброй Надежды. В Каире много африканских студентов, изучающих единственный язык, который широко распространен по всему континенту, — английский. Многие студенты передают по радио египетские идеи на английском языке для Кении, Замбии или Ганы, и, поскольку сейчас социальная революция и политическое освобождение — это «Песня песней» Каира, африканцы слушают его голос с неослабным вниманием.