Читать книгу ""Сыны Рахили". Еврейские депутаты в Российской империи. 1772-1825 - Ольга Минкина"

В том же 1823 г. Айзенштадт отправил председателю департамента гражданских и духовных дел Государственного совета Н.С. Мордвинову несколько записок, указывая на «несчастные последствия, постигшие сему народу [евреям], в особенности по двум белорусским губерниям, по которым предположено переселение из сел, деревень и постоялых дворов в толико краткое время, каковое бедствие заставило сих губерний еврейские общества утруждать его императорское величество всеподданнейшей просьбою, которая по высочайшему соизволению поступила в кабинет министров»[1013]. Таким образом, мы снова имеем дело с сочетанием двух форм еврейского представительства – прошениями от имени «обществ» и выступлением еврейского депутата, использовавшего инициативы «обществ» как дополнительный аргумент против выселений.

1 мая 1823 г. Александр I назначил новый, уже четвертый по счету Комитет по еврейским делам[1014], состоявший из министра финансов Е.Ф. Канкрина, министра юстиции Д.И. Лобанова-Ростовского, управляющего Министерством внутренних дел Б.Б. Кампенгаузена (вскоре смененного на этом посту В.С. Ланским) и Голицына, и приказал им до конца года подготовить новый закон о евреях. О личном участии каждого из членов комитета в рассмотрении различных вопросов еврейской политики по сохранившимся документам – мемориям заседаний комитета – судить невозможно, так как ход обсуждений в источниках этого типа не излагается.

Учреждение Четвертого еврейского комитета, так же как в свое время еврейского комитета 1802–1804 гг.[1015], вызвало определенное оживление в среде еврейского населения. Действия евреев, так же как и в 1803 г., интерпретировались властью как взаимосвязанные, негативные и опасные явления. В отличие от ситуации 1803 г., когда губернаторы старались доказать министру внутренних дел, что особых поводов для беспокойства не имеется, в 1823–1825 гг. инициатива расследования «еврейского заговора» принадлежала местной администрации. В декабре 1823 г. брацлавский земский исправник доложил подольскому вице-губернатору, что евреи Брацлава получили письмо от депутатов, сообщавших о подготовке нового положения о евреях, согласно которому на евреев будет распространена рекрутская повинность и подтвержден запрет на продажу спиртного, неплательщики налогов будут насильно отправлены «к заселению степей», а минимальный возраст вступления евреев в брак будет повышен до 25 лет[1016]. Местные «раввины» (под которыми, в донесении исправника, видимо, подразумеваются главы брацлавских хасидов[1017]) наложили на свою паству строгий пост и установили особые молитвы, чтобы отвратить готовящееся бедствие[1018]. В свою очередь, подольский вице-губернатор распорядился провести секретное расследование деятельности еврейских общинных лидеров по всей Подольской губернии и доложил о еврейских «волнениях» великому князю Константину Павловичу[1019], а тот так обеспокоился этим, что сообщил своему брату-императору[1020]. «Находя внушение сие[1021] со стороны еврейских депутатов[1022] в отношении к правительству невместным»[1023], Константин Павлович распорядился провести секретное расследование и поиски зачинщиков по всем губерниям черты оседлости[1024]. В то время как в рапорте брату великий князь признавался, что располагает только одним документом о готовящемся «еврейском бунте» – упомянутым выше донесением подольского вице-губернатора[1025], в циркулярах Константина Павловича губернаторам картина, описанная брацлавским земским исправником, распространяется на всю черту оседлости[1026]. Согласно донесениям губернаторов, «зачинщики» и подозрительные явления еврейской жизни были немедленно обнаружены во всех губерниях западного края. Так, в Гродненской губернии под подозрение попали бывший еврейский депутат Зонненберг[1027] и брест-литовский раввин Лейб-Арье Каценельбоген[1028], в Вильно – «почетный еврей» Хаим Нахман Перцович, обвинявшийся в том, что «истребил» подозрительное письмо, полученное им от Айзенштадта в декабре 1823 г.[1029], в местечке Орша – раввин и главы местного кагала, которые «всегда причиною беспорядков в Бердичеве»[1030] и многих других городах и местечках[1031], в Пинске – купец первой гильдии Шевель Рабинович, который, ссылаясь на свою переписку с депутатами, распространял среди местных евреев нелепые слухи[1032], в Минске – известный до того как «еврей честнейших правил» богач и член кагала Вульф Симхович[1033]. Особенное усердие в поисках заговорщиков проявил подольский вице-губернатор, выявивший связи депутатов с цадиком Йехошуа-Гешелем из Апты (Аптер ребе)[1034], возглавлявшим в то время хасидский «двор» в Меджибоже. Отметим, что в 1818 г. цадик был инициатором сбора средств на депутацию по Подольской губернии[1035]. «Следовало бы все его бумаги забрать и аккуратно в губернском правлении пересмотреть», – писал губернатор Константину Павловичу[1036]. Поскольку местечко Меджибож было в свое время по распоряжению императора освобождено от постоя, «приступая к мерам забора бумаг так важного у евреев раввина», по мнению губернатора, «удержать своеволия и буйства еврейского народа на случай их сопротивления власти было бы невозможно, и надобно бы заблаговременно под предлогом постоя в самом местечке поставить роту»[1037]. К тому же «раввин сей стар[1038], подобно прочим евреям, труслив, необыкновенный такой случай забора бумаг, особливо между ими есть для него опасные, мог бы причинить ему болезнь, а может быть, и смерть»[1039]. Все эти обстоятельства побудили вице-губернатора просить санкции на предлагаемые им меры у Константина Павловича.