Читать книгу "Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908-1914) - Юлия Лунева"

В письме, которое Сазонов написал Извольскому 20 марта (2 апреля) 1914 г. относительно выраженного им предположения о возможности начала обмена мыслями о морском соглашении между Россией и Англией во время приезда английской королевской четы с сэром Э. Греем в Париж, российский министр выражал мысль о желательности более тесной связи между державами Тройственного согласия: «По этому поводу считаю долгом сказать Вам, что дальнейшее укрепление и развитие так называемого Тройственного Согласия и, по возможности, превращение его в новый Тройственный Союз представляется мне насущной задачей. Вполне обеспечивая международное положение России, Франции и Англии, такой союз, в виду отсутствия у названных Держав завоевательных замыслов, не угрожал бы никому, а являлся бы лучшим залогом сохранения мира в Европе»[781].

Российская дипломатия отнюдь не собиралась отказываться от идеи союза с Британией. 15 (28) апреля 1914 г. Сазонов продолжал объяснять Бенкендорфу все преимущества соглашения: «Не лучше ли со всех точек зрения предохранить себя раз и навсегда против бесконечного числа опасностей, связанных с подобной взаимностью, актом политической предусмотрительности, который пресечет в корне растущее честолюбие Германии». Сазонов считал, что «если соглашение между Россией и Англией будет открытым, то Германия не посмеет нарушить равновесие в Европе»[782]. Сазонов предписал Бенкендорфу ставить этот вопрос «возможно чаще»[783].

Далее была пущена в ход «тяжелая артиллерия» — царь лично вступил в переговоры. 21 марта (3 апреля) Николай II пригласил на частную аудиенцию английского посла Дж. Бьюкенена. Царь целиком посвятил беседу замыслу союза. «Мы говорили, — писал Дж. Бьюкенен, — о взглядах, выраженных графом Витте в нововременских статьях, и его величество высмеял мысль о перегруппировке держав»[784].

Император сетовал, что, несмотря на все старания, которые Россия приложила к сохранению хороших отношений с Германией, союз с ней был невозможен «еще и потому, что Германия старалась занять такое положение в Константинополе, которое позволило бы ей запереть Россию в Черном море»[785]. Царь сказал Бьюкенену: «Я бы очень хотел видеть тесную связь между Англией и Россией вроде союза чисто оборонительного характера». Бьюкенен заметил, что в настоящее время это неосуществимо.

Тогда царь предложил заключить какой-либо договор вроде того, который существует между Англией и Францией, и добавил, что можно было бы с успехом организовать сотрудничество британского и русского флота. Он настойчиво развивал аргументы в пользу этой идеи как с точки зрения сохранения мира, так и эффективности Тройственного согласия. Бьюкенен не скрыл, что союз вряд ли приемлем для его правительства, чем Николай был очень разочарован. Если сент-джеймсский кабинет отклоняет политику, которую он, император, так твердо предлагает, заявил он, то само существование Тройственного согласия вызывает сомнение[786].

В конце опубликованного в «Британских документах» письма Бьюкенена Грей сделал очень важный комментарий: если Франция согласится, мы можем позволить русским знать, что происходило между нашими военными и морскими властями, но нам было бы лучше как можно дольше откладывать обсуждение этого вопроса[787].

Через несколько дней, 7 (20) апреля 1914 г., Бенкендорф убеждал Сазонова, что Англия пойдет на союз, за что выступают Никольсон и Керзон, но ждут перемены в общественном мнении страны. Бенкендорф писал, что на визит короля не стоит слишком рассчитывать. «Я могу только сказать, что если Англия не играет сейчас в мире той роли, которая, несмотря на все, ей принадлежит и которая к ней несомненно вернется, то скоро она это обнаружит»[788].

9 (22) апреля 1914 г. Извольский в разговоре с французским министром иностранных дел затронул вопрос о более тесном соглашении между Россией и Англией. Г. Думерг самым положительным образом подтвердил послу свое намерение при предстоящем свидании с сэром Э. Греем высказаться в пользу подобного соглашения. Думерг считал, что «будет весьма легко найти в пользу этой мысли убедительные аргументы, ибо вполне очевидно, что, раз Франция имеет отдельные военно-морские соглашения с Россией и Англией, система эта должна быть координирована и дополнена заключением соответствующего соглашения между Россией и Англией»[789].

Министр полагал, что русско-английское соглашение должно принять форму морской конвенции и что при этом могут потребоваться технические совещания между всеми тремя Морскими генеральными штабами. Думерг сказал Извольскому, что Франция и Англия не связаны никакими политическими обязательствами, но что если по ходу событий обе державы будут приведены к совместным активным действиям, они будут руководствоваться выработанными Генеральными штабами техническими соглашениями[790].

Заинтересованность России в соглашении с Англией нашла отражение в публикации петербургской газеты «Вечернее время» от 9 апреля. В статье «О превращении Тройственного согласия в Тройственный союз» говорилось о призыве петербургского правительства к Лондону о создании открытого военно-политического союза. Новость не прошла незамеченной в Европе. Извольский сообщал из Парижа, что во Франции решили, что Россия «разрабатывает план более тесного соглашения и даже союза между Россией и Англией. Посол считал, что обсуждение этого вопроса накануне приезда туда короля Георга и Грея очень нежелательно»[791]. Со своей стороны, Извольский обещал принять меры к тому, чтобы такие крупные газеты, как «Temps» (Темпе) и «Matin» (Матэн), не касались этого предмета. Российский посол передал Сазонову слова французского поверенного в делах Флерио, что «сэр Э. Грей считает, что дальнейшее развитие и скрепление уз, связывающих три державы, могло бы осуществиться лишь после новых предварительных обменов взглядов Англии отдельно с Францией и Россией, по вопросам, непосредственно касающимся ее к ним отношений, так как самое возникновение Тройственного согласия явилось результатом особых соглашений, основанных на взаимных интересах Англии с каждою из этих держав»[792]. Грею представлялось некорректным в разговорах с французскими государственными деятелями касаться подробностей англо-русского договора.