Читать книгу "Тайны Шлиссельбургской крепости - Николай Коняев"

«Все в России спокойно. Школа, слава Богу, оздоровлена путем введения нового университетского устава, революционная партия разбита, революционеры, поседевшие в боях, или изъяты из обращения или скитаются по загранице бессильные и безвредные, — писали 5 марта 1887 года «Московские Ведомости». — С того времени, как возникло опасение, что Россия не захочет доле оставаться в распоряжении чужих держав и захочет иметь свою политику, соответствующую ее достоинству и ее собственным интересам, начали появляться у нас дурные признаки, стали замечаться так называемые самообразовательные кружки, в которые привлекаются молодые люди сначала для литературного препровождения времени, для чтения известных писателей, причем мало-помалу прочитываются и подпольные издания, которые, наконец, становятся главными предметами занятий, рассуждений и толков. Тут-то и улавливаются наиболее податливые птенцы и замыкаются в клетку, разобщаются туманом революционных идей с окружающим миром, подчиняются тайной команде, должным образом терроризуются и потом становятся слепыми орудиями для самых безумных дел, для самых гнусных злодеяний.

Кто их поджигает?…Самообразовательные кружки есть порождение темных сил, питающихся соками немецкой и антирусской политики. Ей-то особенно и полезны российские антиправительственные выступления, террористические замыслы».

Александр III считал, что вообще желательно было бы не придавать слишком большого значения этим арестам.

«По-моему лучше было бы узнавши от них все, что только возможно, — сказал он, — отправить в Шлиссельбургскую крепость — это самое сильное и неприятное наказание».

Но пожелание императора почему-то оказалось не исполненным, и 15 апреля 1887 года 15 обвиняемых по делу «второго 1 марта» предстали перед судом.

Александр Ульянов отказался от защитника и сам произнес свою защитительную речь.

«Среди русского народа, — сказал он тогда, — всегда найдется десяток людей, которые настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать чем-нибудь».

И слились эти слова со скрипом ключей, открывающих двери злу и мраку, скопившимся в шлиссельбургских подземельях и, откликнулся на них гимназист в далеком Симбирске, сказавший: «Мы пойдем другим путем».

Бесконечным и кровавым для России оказался этот путь, и вот, кажется, и нет уже давно ни Российской империи, ни СССР, а все еще не кончается эта мучительно-долгая дорога.

Приговор суда был оглашен 19 апреля 1887 года.

Всех подсудимых приговорили к смертной казни через повешение.

Десяти осужденным после подачи ими прошений о помиловании смертную казнь заменили каторгой и поселением в Сибирь, причем двое из них, М.В. Новорусский и И.Д. Лукашевич, были приговорены к бессрочному заключению в Шлиссельбургской крепости.

Ночью на 5 мая 1887 года от Комендантской пристани Петропавловской крепости отошел пароход, он увозил в Шлиссельбург А.И. Ульянова, П.Я. Шевырева, B.C. Осипанова, В.Д. Генералова и П.И. Андреюшкина.

«Распахнулись широким зевом тесовые ворота цитадели, и страх сменился восхищением. Пять лет я не видала ночного неба, не видала звезд. Теперь это небо было надо мной и звезды сияли мне.

Белели высокие стены старой цитадели, и, как в глубокий колодезь, в их четырехугольник вливался серебристый свет майской ночи.

Зарос весь плац травою; густая, она мягко хлестала по ноге и ложилась свежая, прохладная… и манила росистым лугом свободного поля.

От стены к стене тянулось низкое белое здание, а в углу высоко темнело одинокое дерево: сто лет этот красавец рос здесь один, без товарищей и в своем одиночестве невозбранно раскинул роскошную крону.

Белое здание было не что иное, как старая историческая тюрьма, рассчитанная всего на 10 узников. По позднейшим рассказам, в самой толще ограды, в стенах цитадели был ряд камер, где будто бы еще стояла кое-какая мебель, но потолки и стены обвалились, все было в разрушении. И в самом деле, снаружи были заметны следы окон, заложенных камнем, а в левой части, за тюрьмой, еще сохранилась камера, в которой жил и умер Иоанн Антонович, убитый при попытке Мировича освободить его.

В пределах цитадели, где стоит белое одноэтажное здание, так невинно выглядевшее под сенью рябины, жила и первая жена Петра I, красавица Лопухина, увлекшаяся любовью офицера, сторожившего ее, и верховник Голицын, глава крамольников, покушавшихся ограничить самодержавие Анны Иоанновны. Там же, в темной каморке секретного замка, целых 37 лет томился основатель «Патриотического товарищества» польский патриот Лукасинский и умер в 1868 году, как бы забытый в своем заточении. А в белом здании три года был в заточении Бакунин.

Ключи звякнули, и в крошечной темной передней с трудом, точно замок заржавел, отперли тюремную дверь. Из нежилого, холодного и сырого здания так и пахнуло затхлым воздухом. Кругом — голый камень широкого коридора с крошечным ночником, мерцающим в дальнем конце его. В холодном сумраке смутные фигуры жандармов, неясные очертания дверей, темные углы — все казалось таким зловещим, что я подумала: «Настоящий застенок… и правду говорит смотритель, что у него есть место, где ни одна душа не услышит».

В минуту отперли дверь налево, сунули зажженную лампочку; хлопнула дверь, и я осталась одна.

В небольшой камере, нетопленой, никогда не мытой и не чищенной, — грязно выглядевшие стены, некрашеный, от времени местами выбитый асфальтовый пол, неподвижный деревянный столик с сиденьем и железная койка, на которой ни матраца, ни каких-либо постельных принадлежностей…

Водворилась тишина».

Это воспоминания В.Н. Фигнер, которую как раз в мае 1887 года поместили в карцер, находящийся в Старой тюрьме.

О петербургских студентах, решившихся повторить ее 1 марта, она, разумеется, не знала, не знала ничего о приговоре, не знала и того, что осужденные на казнь молодые люди находятся где-то рядом, — все карцерные дни В.Н. Фигнер были заполнены ее войной с тюремщиками.

Два с половиной дня А.И. Ульянов, П.Я. Шевырев, B.C. Осипанов, В.Д. Генералов и П.И. Андреюшкин провели в одиночных камерах Старой тюрьмы, полагая, что, коли их привезли в Шлиссельбург, им даровано помилование.

На рассвете 8 мая в три часа тридцать минут осужденным было объявлено, что приговор остается в силе и через полчаса будет приведен в исполнение.

Осужденным было предложено исповедаться и принять Святые тайны, но все они отказались от этого.

«В сумерки, когда я лежала в полулетаргической грезе, внезапно я услыхала пение, — вспоминала В.Н. Фигнер. — Пел приятный, несильный баритон со странным тембром, в котором было напоминающее кого-то или что-то: человека? обстоятельства?

Песнь была простая, народная, мотив несложный, однообразный.

«Кто поет? Кто может петь в этом месте? — раздумывала я. — Не пустили ли рабочего для какого-нибудь ремонта? Но это невозможно. И откуда несутся эти звуки? Они идут как будто извне: не поправляют ли крышу на здании?»».