Читать книгу "Первый крестовый поход. Зов с Востока - Питер Франкопан"

По словам Анны Комнины, Боэмунд был так убежден в том, что император отомстит ему за предательство во время Крестового похода, что отправился домой тайно. Он даже распустил слухи о своей смерти и велел изготовить гроб, в котором якобы находится его тело. Пока корабль шел в водах, контролируемых императорским флотом, Боэмунд лежал в гробу рядом с дохлой курицей, гниющий труп которой наполнял гроб мощным запахом смерти, который нельзя было спутать ни с чем другим{806}.

Сойдя на сушу в Италии, Боэмунд начал собирать силы для новой экспедиции, эксплуатируя те же чувства, на которых так умело сыграл Урбан II в середине 1090-х годов. Но тогда об опасностях Востока, зверствах турок и бедствиях православной церкви рассказывали для того, чтобы помочь Византии. Теперь цель была в том, чтобы ее уничтожить.

12. Последствия Первого крестового похода

Когда участники похода на Иерусалим возвращались домой, в их честь устраивали празднества. Вести об их подвигах вызывали бурное ликование. В центральной Франции слагали героические песни – жесты (chanson de geste) об успехах крестоносцев и освобождении Иерусалима, которые послужили основой эпических циклов о Первом крестовом походе, в частности «Песнь об Антиохии» и «Песнь о Иерусалиме» (Chanson de Jerusalem){807}. Подвиги крестоносцев также были увековечены возвратившимися из Иерусалима рыцарями, щедро жертвовавшими на строительство богоугодных учреждений. Роберт Фландрский восстановил рядом с городом Брюгге монастырь, посвятив его апостолу Андрею в благодарность за помощь, которую апостол оказал в 1098 году в Антиохии, и за его роль в нахождении Копья Лонгина{808}. Возвращающиеся из Иерусалима крестоносцы везли с собой не поддающиеся счету реликвии – не просто физические доказательства успешной кампании, но и новые символы непосредственной связи между церквями и монастырями Европы и Святой земли{809}.

Возвращающиеся крестоносцы максимально использовали политический капитал, заработанный благодаря их деяниям. Фульк V Анжуйский, Роберт Фландрский и Рейнольд де Шато-Гонтье были всего тремя из тех, кто после возвращения с Святой земли начали приписывать к фамилии эпитет Jerosolimitanus (Иерусалимский), когда подписывали законы и хартии{810}. Другие искали возможность извлечь выгоду и престиж из связей с вернувшимися рыцарями. В течение первых нескольких лет нового века король Франции Филипп I выдал замуж своих дочерей за известных крестоносцев и женил сыновей на дочерях знаменитых людей, которым довелось с боями добраться до Иерусалима (в общей сложности четверо детей короля Филиппа породнились с крестоносцами). Его наследник, будущий король Людовик VI, был женат на дочери Ги де Рошфора, который участвовал, и очевидно успешно, в экспедиции 1101 года{811}; другой сын короля, граф Мантский Филипп, женился на дочери Ги де Труссо – его карьера на Востоке была, мягко говоря, довольно малозаметной{812}.

Но преуспеть в экспедиции было дано не всем. Как мы помним, Стефан де Блуа и Гуго де Вермандуа покинули западную армию, чтобы передать сообщения императору Алексею I – первый до взятия Антиохии, второй – после. Ни один из них не вернулся тогда в армию крестоносцев, предпочтя возвратиться домой. Чтобы выполнить данную ими клятву дойти до Иерусалима, они отправились туда снова, приняв участие в неудачной кампании 1101 года. Оба погибли, так и не достигнув цели. Но если Гуго прославляли как великого воина, погибшего за святое дело{813}, то Стефана де Блуа в популярных песнях о Крестовом походе высмеивали как предателя и фигляра{814}.

Многим крестоносцам не удалось вернуться домой. Хотя оценить потери среди рыцарей нелегко, мы понимаем, что по пути в Иерусалим умерло от болезней и погибло в бою множество людей. Немало солдат дезертировало… По всей вероятности, по меньшей мере три четверти тех, кто тронулся в путь из Европы, так и не дошли до цели{815}. Их жен и матерей томила неизвестность. Например, жена Балдуина из Эно была просто разбита, узнав, что ее муж исчез, отправившись к императору вместе с Гуго де Вермандуа в 1098 году. Одни рыцари говорили, что он убит, другие – что попал в плен и остался в живых. Исчерпав все возможности узнать правду и не оставляя надежду, Ида сама отправилась на Святую землю искать своего супруга – и это лишь одна из многих трагических историй{816}.

Из тех, кто вернулся, особенно выделялся Боэмунд. Благодаря подвигам во время Крестового похода, особенно благодаря проявленному в боях мужеству, его просто боготворили. Новости об отваге и решительности Боэмунда в сражениях с армиями Клыч-Арслана, Дукака, Ридвана и Кербоги сделали его легендой еще до того, как он сошел на берег в Италии. Из уст в уста передавали множество необычайных историй о подвигах, совершенных им после взятия Антиохии и Иерусалима, о том, как он попал в плен к Данишменидам и тайно связывался со своими товарищами-крестоносцами из тюрьмы; о его ухаживаниях за дочерью того, кто держал его в плену (чтобы та помогла ему бежать){817}; сказка о том, что турки считали его «маленьким богом христиан»{818}.

Культ, который образовался вокруг Боэмунда и его приключений сразу после Крестового похода, во многом объясняется широкой популярностью хроники «Деяния франков и других достигших Иерусалима» (Gesta Francorum et aliorum Hierosolimitanorum). Написанная, предположительно, крестоносцем из южной Италии, который отправился на Восток в 1096 году и присоединился к отряду Раймунда Тулузского в Антиохии, хроника приобрела широчайшую популярность в начале XII века. Ее главным героем был Боэмунд{819}.