Читать книгу "Афган - Родрик Брейтвейт"

Более того, Горбачеву нужно было убедить сотрудничать все стороны конфликта. И склочных моджахедов, желающих прогнать из Кабула коммунистов-безбожников. И пакистанцев, желающих видеть в Кабуле дружественное исламское правительство. И, конечно, американцев, многим из которых хотелось стереть из памяти поражение во Вьетнаме, заставить Советы заплатить максимальную цену, сколько бы это ни стоило русских, а тем более афганских, жизней. Неудивительно, что переговоры заняли гораздо больше времени, чем предполагал Горбачев.

* * *

Первым делом требовалось укрепить афганскую власть. Русские потеряли веру в Бабрака Кармаля, видя, что он слаб, нерешителен и все больше увлекается алкоголем. В апреле 1986 года советские лидеры решили, что Кармалю следует уйти. Горбачев нанес ему визит в кремлевской больнице, где Кармаль лечил почки, но не смог договориться об уходе по-тихому. Оскорбленный Кармаль вернулся в Кабул, и 1 мая Крючкова отправили к нему, чтобы попробовать еще раз. Их первую встречу прервала шумная демонстрация в поддержку Кармаля. Крючков сказал, что прекрасно знает, как устраиваются подобные демонстрации, и через пять минут демонстранты исчезли. В тот раз Крючков ничего не добился. Но через несколько дней он вернулся в Кабул, и после двадцати часов уговоров Кармаль, наконец, согласился уйти в отставку. Формально ее причиной стало слабое здоровье, хотя советские врачи, не успевшие получить инструкции, успели объявить Кармаля здоровым. Его заменил более молодой лидер — глава секретной полиции ХАД Наджибулла. Кармаль сидел на президентском посту, не имея реальной власти, до момента избрания Наджибуллы (в ноябре 1986 года). Потом он уехал в Москву — якобы для лечения, но на самом деле в бессрочную ссылку — и умер там десять лет спустя.

К Наджибулле тоже имелись претензии. Доклад ГРУ, подготовленный в апреле 1986 года, вновь продемонстрировал расхождение во взглядах между некоторыми советскими военными, которые поддерживали «Хальк» и ее сторонников в армии, и КГБ, предпочитавшим «Парчам» Кармаля и Наджибуллы. Обсуждая слухи о том, что Наджибулла может стать преемником Кармаля, аналитики ГРУ отметили: афганские политики считают его сильной личностью. Но их тревожила власть, которой он располагал в ХАД, и то, что он использовал организацию в собственных целях. При нем тюрьму Пули-Чархи заполнили халькисты. Он был широко известен как пуштунский националист. Наджибуллу часто обвиняли в том, что при нем коррупция достигла неслыханного размаха. К тому же ГРУ не было уверено в его лояльности Советскому Союзу: он не учился в СССР и, в отличие от многих других лидеров афганских коммунистов, не имел опыта службы в армии. ГРУ заключало: «Он не сумеет сплотить партию, армию и народ в интересах достижения мира».

Генерал Варенников, самый высокопоставленный военный в Афганистане в то время, не разделял эту точку зрения. Кандидатуру Наджибуллы поддерживал и Крючков. Националистические взгляды Наджибуллы подрывали его способность убедить таджиков и другие народы в преимуществах политики национального примирения, и эта неспособность оказалась роковой во время последующей гражданской войны. Но других достойных кандидатов не было. Кроме того, большинство экспертов и тогда, и после соглашались с тем, что Наджибулла при всех своих недостатках обладал многими качествами лидера: способный, энергичный, открытый новому и умевший выступать на публике. Крючков и глава советского МИДа Шеварднадзе особенно активно поддерживали его в Москве и впоследствии весьма критически восприняли то, что СССР и Россия оставили Наджибуллу.

Но каким бы умелым лидером ни был Наджибулла, реальная власть не в полной мере перешла в его руки. Раздутый штат советских советников (в 1986 году — две с половиной тысячи) мешал Наджибулле. «Опять все делаем сами, — сетовал Горбачев. — Наши только к этому приучены. Вяжут Наджиба по рукам и ногам». Горбачев ворчал, что советский посол Табеев ведет себя как генерал-губернатор, рассказывает Наджибулле, что это он сделал его генеральным секретарем. В июле 1986 года Табеева отозвали. Но, несмотря на убежденность Горбачева в том, что афганцы должны принять на себя ответственность за собственную судьбу, даже он не мог устоять перед искушением управлять афганской политикой в ручном режиме. «Трудно строить новое здание из старого материала, — замечал Горбачев на заседании Политбюро. — Дай бог, [чтобы] не ошиблись в Наджибе».

Проблема состояла в том, что цели Наджибуллы были диаметрально противоположны целям русских. В его интересах было всеми правдами и неправдами оставить советские войска в стране. Ведь как иначе могло бы устоять его правительство, если силы мятежников крепли, а его — балансировали на грани исчезновения? Наджибулла соглашался с тем, что переговоры с оппозицией неизбежны: его политика национального примирения предполагала, что в правительство войдут умеренные оппозиционеры и муллы. Но он был твердо уверен, что НДПА должна сохранить ключевые политические и административные посты, в том числе Минобороны, МВД и госбезопасности. К тому же Наджибулла не желал сотрудничать с политиками-непуштунами. Все это не так уж отличалось от той политики, которую пытался реализовать Кармаль. Конечно, Наджибулла осуществлял ее энергичнее и охотнее старался привлечь на свою сторону командиров моджахедов. Но повстанцы относились к нему столь же подозрительно, как и к его предшественнику, и желающих принять протянутую им оливковую ветвь нашлось немного.

Впрочем, большинство русских уже не слишком волновал состав афганского правительства. Главным стала организация респектабельного прикрытия для ухода из страны, а попутно сокращение масштабов боевых действий и сведение к минимуму своих жертв. Генералы были не слишком этому рады. Они вели войну, и ограничения, налагаемые на них теперь, шли вразрез с их инстинктами. Они делали то, что им было приказано, пусть и с огромным нежеланием. Но давние конфликты между армией, КГБ, партией и правительством, а также их представителями в Кабуле по-прежнему влияли на процесс вывода войск. Это порой порождало серьезные сомнения в его своевременности. Наджибулла умело играл на этих противоречиях.

В июле 1986 года Горбачев приказал вывести из Афганистана шесть полков. Это, как он объяснил Политбюро, покажет, что СССР не планирует оставаться в Афганистане и не «рвется к теплым морям», что слова у Советского Союза не расходятся с делом. Наджибулла должен был понять это и взять дело в собственные руки. По сути, решение Политбюро означало сокращение численности 40-й армии на пятнадцать тысяч человек. Но мир не признал эту заслугу Советского Союза, объявив этот шаг пропагандистским трюком.

* * *

В ноябре 1986 года Горбачев снова поставил перед Политбюро вопрос: «Шесть лет уже воюем! Некоторые говорят: если так вести дела, она и двадцать, и тридцать лет может продолжаться… У людей возникает вопрос: мы что, там бесконечно будем сидеть? Или должны кончать эту войну? Иначе ведь опозоримся во всех отношениях. Стратегическая цель — в один, максимум два года завершить войну и вывести войска». Шеварднадзе прибавил, что СССР нужно определиться, кто главный: армия или КГБ?

Военная ситуация все еще была совершенно неудовлетворительной. Советские войска не смогли закрыть афганскую границу. Мятежники сменили тактику и ушли в подполье. Ахромеев, ставший начальником Генштаба, повторял то, что многие говорили ему: «За семь лет в Афганистане не осталось квадратного километра, чтобы там не ступала нога советского солдата. Но стоит ему откуда-то уйти, как тут же приходит противник и восстанавливает все, как было. Мы проиграли борьбу. Афганский народ сейчас в большинстве идет за контрреволюционерами. Мы проморгали крестьянство, оно от революции ничего не получило, 8о% страны — в руках контрреволюционеров. И положение крестьян там лучше, чем на государственной территории».