Читать книгу "Он сказал / Она сказала - Эрин Келли"

– Может, сходим куда-нибудь и отпразднуем? Я приглашаю. Хочу отблагодарить за все, что вы для меня сделали.

Лора молчала. Сердце в моей груди колотилось как бешеное. Нужно прекратить этот разговор. Я приподнял ногу, чтобы напомнить Лоре о своей ране. Случайно наступив на телефонный провод, вдруг понял, как этим воспользоваться. Идея разгорелась в голове, как зеленая табличка с надписью «ВЫХОД» в темном кинотеатре.

– Вот так запросто приглашаешь нас после всего, что случилось? Вообще-то мы расстались на не очень хорошей ноте, – сказала Лора.

Я сдвинул ногу на дюйм и подцепил большим пальцем телефонный провод. Мне было видно, что вилка едва держится в розетке.

– Не понимаю, чего ты взбесилась? Чего ты от меня хочешь?

Я потянул за провод, ожидая, что связь прервется.

– Неплохо бы извиниться для начала, – предложила Лора, услышав, что Бесс злится.

Вот дерьмо. Сердце стучало так сильно, что, наверное, было заметно, как пульсируют вены у меня на лбу и на шее.

– Мне перед тобой извиниться?!

Я сдвинул ногу чуть влево и снова дернул за провод.

– Повесила трубку! – воскликнула Лора.

Наслаждаться триумфом не было времени. Предупреждая попытку перезвонить, я вырвал трубку у нее из рук и положил в гнездо.

– Давай ты немного успокоишься! У тебя руки дрожат.

С виду я оставался бесстрастным, на деле же напрягся, как тетива, стараясь подтянуть к себе ногу. Я знал, что эта проделка не останется безнаказанной. Через день или два все выплывет наружу. Я прокрутил в уме ошибки Бесс – подарки, фотография, частые ночевки у нас – и понял, что она сама вырыла себе яму. Теперь следовало действовать быстро. То, что она начала, надо завершить сегодня.

В три часа ночи в Лондоне наиболее тихо. Казалось, мир безмолвствует. Я пробрался вниз по лестнице, сжимая старую дешевую зажигалку Мака в одной руке и свечу за пятьдесят фунтов – в другой. Бесс не раз оставалась одна у нас в квартире, запросто могла сделать дубликат ключа и вернуть оригинал. Подкинув Лоре эту мысль, можно было раз и навсегда развязать все узлы.

Я чиркнул зажигалкой и высек золотистое пламя. С тяжелым сердцем прокрался обратно наверх. Если бы я сумел придумать, как избавиться от Бесс, никого не подставляя и не раня, я бы сделал это не задумываясь. К сожалению, других идей у меня не было. Обернувшись, я бросил взгляд на пляшущий огонек внизу и свернул в темноту.

Я думал, что аромат свечи разбудит Лору. Если нет, пусть погорит с полчаса – Лора поверит, что Бесс была здесь и ушла. Мы вместе спустимся и обнаружим огарок.

Я нетерпеливо ждал, пока бежали минуты. Мы задуем свечу, потом все обсудим, решим, что Бесс окончательно сошла с ума и нам нужно уехать. Соберем вещи и съедем еще до завтрака. Жить с мамой мне не хотелось, но пару раз переночевать у нее можно. За это время я сумею убедить Лору никогда больше не связываться с Бесс.

Меня разбудила Лора. Я не учел того, что несколько недель провел почти без сна. Наверное, на меня нашло временное помутнение, ведь обычно я всегда беру в расчет законы физики. Я просчитал, что у нас на лестнице нет ни вытяжки, ни мягкой мебели, однако позабыл о старых обоях на окрашенных стенах. Пламя от свечи вздымается высоко, да и одного только жара, исходящего от нее, хватило, чтобы запузырилась краска, и все мгновенно вспыхнуло, будто на лестнице пролили бензин.

Едкий запах дыма и краски заполонил квартиру в считаные секунды, а потом было поздно. Слишком поздно. Ногу я поранил специально, но за дверную ручку ухватился чисто инстинктивно. Я же не хотел устраивать пожар. Если бы тогда меня спросили, кто поджег наш дом, и если бы я был способен думать и разговаривать, я бы с уверенностью ответил, что это Бесс.

После пожара все изменилось. Те двое, что пришли на пепелище, были уже совершенно другими людьми. С той ночи у Лоры началось нервное расстройство. Хотя ее панические атаки страшно досаждали мне, я пытался отыскать в них хорошие стороны. Мне пришлось ухаживать за Лорой, оберегать ее. Невыносимо было видеть, как она мучается. Мы стали намного ближе друг к другу.

Я не знал о том, что нас ждет, когда мы сидели на порожке машины «Скорой помощи» и смотрели, как из окон нашей квартиры рвется наружу черный дым. Боль здорово отвлекает от мыслей о будущем, все сужается до «здесь и сейчас». Ладонь жгло сильнее с каждой минутой, будто я до сих пор сжимал раскаленную металлическую ручку. Казалось, сквозь бинты сочится едкая кислота. Я попытался сжать руку в кулак, чтобы определить, целы нервы или нет, но даже от слабого движения кожа порвалась. Я словно увидел те рубцы, которыми отныне будет покрыта моя ладонь. Во всем этом я нашел небольшое, но утешение. Если хоть когда-нибудь Лора начнет забывать о том, что натворила Бесс, я покажу ей изуродованную руку.

Глава 59

КИТ

21 марта 2015-го

Колеса вагона метро грохочут по ветке Пикадилли, твердят одно и то же в нарастающем ритме: идиот, идиот, идиот. Одна ложь влечет за собой другую. Не знаю, как Бесс разыскала наш дом, да и неважно. Не знаю, как буду оправдываться. Через пять минут я увижу Лору. Мне до жути страшно, что придется взглянуть ей в лицо; вместе с тем я надеюсь, что она в ярости и не сумеет забросать меня неопровержимыми фактами. Неужели все эти годы, которые я защищал и оберегал ее, ничего не стоят? Может, мне еще удастся выкрутиться. Она знает только – всего лишь! – о том, что мы с Бесс переспали, или они вместе докопались до всего?

Разбитое стекло, просунутое в щель почтового ящика, и пожар. Они наверняка связали эти вещи воедино и поняли ужасную правду. Однако вряд ли они смогли толком поговорить – наверное, рыдали и осыпали друг друга упреками. Возможно, они далеко не продвинулись. Возможно, но уверенности нет.

Поднимаясь по эскалатору на «Тернпайк-Лейн», вдыхаю родной запах бензина и гари, но привычного облегчения не испытываю. Да и испытаю ли его хоть когда-нибудь? Лора все это время считала, что Бесс психически неуравновешенна и опасна. Может, она восприняла историю о том, что мы переспали, как очередную ложь? Разве Бесс сумеет что-нибудь доказать спустя столько лет? У меня на теле нет приметных родинок. Хотя если они сравнивали… Вдруг я делаю что-то такое, чего не делают другие, – или, наоборот, не делаю того, что делают?.. Меня начинает мутить при мысли о том, как мы тесным кружком все это обсуждаем.

Прикладываю карточку к турникету, и когда раздается электронный сигнал, мне вдруг приходит в голову одна простая вещь. Я замираю на месте, и створки, захлопнувшись, зажимают рюкзак. Я так расстроен, что даже не думаю о дорогом фотоаппарате и прочих вещах, когда тяну рюкзак на себя. Я совсем позабыл, что правда на стороне Бесс. Правда всегда была на ее стороне.

Переходя Грин-Лейнс, чуть не попадаю под колеса красного двухэтажного автобуса. Визжат тормоза, клубится выхлопной газ; я почти жалею, что уцелел. Не обращая внимания на ругань водителя и гудки автомобилей, иду дальше. Когда я успел так глубоко увязнуть? Думаю о том, как все вышло из-под контроля, о брате, который занимался исключительно саморазрушением, о всех тех вещах, что вынудили меня принять то самое роковое решение.