Читать книгу "Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищи! Наш друг, заслуженный артист РСФСР Милованов, в настоящее время работает над самой главной и ответственнейшей в своей жизни ролью. Ролью великого Пушкина. Я полагаюсь на своё впечатление… на ваше впечатление… на волнение, с которым мы слушали стихи, и верю, мы все верим, что роль поэта Милованову удастся!
Я вскочил с места, забрался на сцену и побежал за перегородку, за которой скрылся Пушкин.
Я нашёл его в маленькой комнатушке. Он сидел перед зеркалом и, увидев меня, обернулся. И мне показалось, что улыбка у него была немного виноватой. Я сказал:
– Значит, вы артист?
– Да… артист… Ты уж извини меня. Но я не розыгрышем занимался, я играл, действительно играл… Мне хотелось в себя поверить, но я не мог, сколько в роль ни вживался… Понимаешь?
– Бывает, – сказал я.
– И только после того, как ты в меня поверил, я почувствовал: «Всё! Сыграю! Будет Пушкин!»
– Вы в Москве будете выступать? – спросил я.
– Да. Первый билет на премьеру – тебе, – сказал Милованов. – Поверь: минута, когда ты окликнул меня в парке: «Александр Сергеич!..» – была самой счастливой в моей жизни!
– А куда вы вдруг пропали? – спросил я.
– Я побежал на шум, хотел помочь задержать мерзавцев, но понял, что они скрылись, а лебеди и рыба спасены, и… так сказать, удалился. Я был в гриме…
– А Пушкин любил Крым? – спросил я.
– Очень. Всю жизнь вспоминал о нём. И написал много прекрасных стихотворений о Крыме. И целую поэму «Бахчисарайский фонтан». Скоро мы поедем к этому фонтану на экскурсию. И тебя возьмём.
Милованов, разгримировываясь, рассказал мне, как Пушкин путешествовал по Крыму и был проездом в Алупке.
Пока мы беседовали, концерт кончился. За мной за кулисы зашла мама. Она поблагодарила Милованова за исполнение роли Пушкина и за чудесное стихотворение. Потом мы пошли домой. Папа же перед сном побежал по тропе здоровья…
На улице меня ждали Сева, Симка и Вера.
– Мы тебя решили навсегда зачислить в наш патруль, – сказал Сева.
– Только не очень-то задирай нос! – попросил Симка. – Мы не за славу и почёт работаем, а за Крым!
– Вы ему разрешите с нами патрулировать? – спросила Вера мою маму.
– Утро вечера мудренее, – сказала мама. – Завтра на пляже поговорим. В принципе не возражаю, – добавила она.
Мы все пошли через парк посмотреть на ночное море. Оно тихо и ровно дышало, словно уснуло, устав штормовать. Над морем висела луна, и лунная дорожка лежала у моих ног… На самом горизонте плыло к Ялте, мигая звёздочками, созвездье, а может быть, это был теплоход.
И у меня было счастливое настроение оттого, что наши каникулы в Крыму только начались и я ещё съезжу в Гурзуф, где гостил Пушкин, и в Бахчисарай, и в Севастополь, геройски сражавшийся с врагом, и в Никитский сад, и схожу в поход на Ай-Петри, откуда виден восход солнца над морем.
И когда мне придётся уезжать в Москву, я буду целый день смотреть на море и повторять стихи моего любимого поэта Пушкина:
Я сидел на лавочке в скверике перед нашим домом и проветривал голову после целого дня повторения правил грамматики.
Осенью меня ожидала переэкзаменовка по русскому. Как сказал директор школы, я находился один на один с реальной угрозой остаться на второй год в пятом классе.
В третьей и в последней четверти у меня были двойки по русскому. В диктантах я ухитрялся делать такие ошибки, что учителя обсуждали их на педсовете. А Анна Павловна, преподававшая у нас русский язык, стала сомневаться в моей нормальности. Сам-то я только под конец года понял, что никакой я не ненормальный. Просто я увлёкся схемами транзисторных приёмников и не учил, а зубрил правила и почти не читал книжки, но исправлять положение под конец года было уже поздно. На контрольном диктанте я привёл в ужас инспектора районо, который стоял у меня за спиной. Из-за него я ничего не мог списать у соседа по парте Антипкина.
На последних переменках некоторые ребята с жалостью, а некоторые свысока поглядывали на меня, как будто я уже сидел второй год в пятом, а они учились в шестом.
Но когда закончились занятия, я поклялся себе: «Дудки! Один месяц буду безвылазно учить правила и читать книги, другой – писать диктанты, а третий – купаться в озере. Ни за что не останусь в пятом!..»
Уныло, конечно, было сидеть в скверике, когда все занимаются чем хотят. В голове моей мелькали приставки, суффиксы и падежные окончания.
Я спичкой написал на песчаной дорожке слова: «Загорел. Прекрасный. Невмоготу».
Я всё время так тренировался.
В правильном написании первых двух слов я был уверен, а вот над «невмоготу» задумался. Я это слово стёр и написал его отдельно: «не в моготу», потому что решил: «не» с предлогом «в» вместе не пишется.
– Серёжка! – вдруг окликнули меня. – К тебе Анна Павловна пошла.
«Этого ещё не хватало!» – поморщился я и побежал домой.
В подъезде я столкнулся с Гариком. Он тоже сообщил:
– Там Анна Павловна!
Я вызвал лифт. Гарик зачем-то зашёл со мной в кабину. Мне не хотелось с ним разговаривать, потому что он отказывался диктовать мне диктанты. И вообще я его недолюбливал: в нём всегда было что-то лживое и недоброе. Я нажал кнопку, а Гарик, когда лифт был между вторым и третьим этажом, нажал на «стоп».
– Нас никто не услышит… – быстро сказал он. – Я знаешь что придумал? Клубника уже поспела. Сам видел… Давай ночью слазим в сад…
– А дальше что? – спросил я.
– Её хотят везти на выставку.
– Ну и пусть везут.
– Так мы же копали, пололи… Надо хоть попробовать…
Доказывать что-либо Гарику мне было противно и некогда: не терпелось услышать разговор Анны Павловны с мамой.
– Полезем! – уговаривал Гарик. – Даже интересно. Ночь, а мы ползём… А?
– Не пойду. Отпусти кнопку! – прикрикнул я.
– Скажи – струсил. Мямля! – обвинил Гарик.
Внизу кто-то забарабанил по железной сетке. Я оттолкнул Гарика и нажал кнопку.
– Струсил? Струсил? – не отставал Гарик.
Мне очень хотелось сказать всё, что я о нём думаю, но лифт остановился, я вышел на площадку, тихо прикрыл дверь и пригрозил Гарику:
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский», после закрытия браузера.
