Читать книгу "Я дрался на танке. Продолжение бестселлера "Я дрался на Т-34" - Артем Драбкин"

— Где находишься, задание выполнил?

— Так точно.

— Закрепиться на рубеже, ждать дальнейших указаний.

И, бывало, неделями не видишь его, только по рации слышишь, или офицер связи с приказом приедет. Вся ответственность на тебе, а ты пацан 22-летний. Так-то.

В Араде наша бригада освободила большой лагерь советских военнопленных. Так получилось, что среди освобожденных оказался некий капитан Саркисян из нашей же бригады. Он попал в плен к немцам давно, под Воронежем, когда меня в бригаде еще не было. Наши «старички» его узнали, и Чунихин взял его в бригаду, назначив моим заместителем. Через некоторое время я пошел к комбригу и попросил Саркисяна из моего батальона забрать.

Чунихин спрашивает: «Почему?»

Говорю: «Во-первых, он меня старше лет на пятнадцать. Во-вторых, я просто ему не доверяю, он всю войну в плену просидел. В-третьих, вмешивается туда, куда ему не следует. Приказы мои корректирует. Я отдал приказ — будь добр исполняй, а корректировщики мне не нужны».

Забрали его во второй батальон к Коле Матвееву. После Колиной гибели вторым батальоном командовал узбек, капитан Джумин. Славный веселый парень, настоящий артист и хороший боевой офицер. Тоже погиб, до обидного нелепо. Бригада спускалась к дороге на берегу Дуная по крутому горному склону, обойти его было невозможно. Все спустились без проблем. Джумин сел на броню, спереди. Или механик резко тормознул, или на какой-то кочке, он упал и попал головой прямо под траки. После этого несчастного случая командиром второго батальона поставили Саркисяна. Так он и закончил войну комбатом. Но после войны мне рассказывали, что его арестовали за какие-то грехи в плену, вроде как он сотрудничал с немцами.

После Арада с боями пошли на Тимишоару, потом на Сегет, это уже Югославия. После Сегета повернули на Венгрию.

2 декабря наша 170-я танковая бригада переправилась через Дунай в районе Самбора, южнее Будапешта. Батальон усилили артиллерией и поставили задачу обойти Будапеште запада, перерезать дорогу вдоль Дуная, замкнуть второе кольцо окружения под венгерской столицей. Реку батальон форсировал южнее Будапешта и пошел в обход города через Фельдбара, Одонь, станцию Мань. Входим на станцию, тишина, противника не видно. В головном дозоре идет танковый взвод, держу с ним связь. Вдруг взводный докладывает:

— Товарищ комбат, поймал пленных.

— Ну и отправляй их.

— Да это наши.

Оказывается, мой помпохоз батальона на машине приехал на станцию по другой дороге. Никого на станции не обнаружил. Он уже вовсю грузил трофеи с вагонов, когда его «захватил» наш головной дозор. Вот так помпохоз первым овладел стратегической станцией.

Двинулись дальше через лес. Головные части бригады вступили в бой, и наша колонна на время остановилась. Смотрю, с дороги в лес по чистому снегу ведут свежие следы. Послал десантников проверить. Через короткое время выводят мадьяра в штатском, отдельно несут форму и винтовку.

— Ну что, — спрашиваю, — демобилизовался?

— Да, все, война капут! Больше не воюем! Иду домой в Пакш.

— Ну, иди.

Пошел пешком, никто его не тронул. Но мадьяры здорово воевали. Немцев и мадьяр как противника я уважал. Драться с ними было очень трудно, но и интересно. Я думаю, что под Сталинградом, окажись на месте нашего прорыва они, а не итальянцы с румынами, мы вряд ли продвигались бы такими темпами. Направив основной удар именно на итальянские и румынские части, командование Советской Армии тогда сделало идеальный ход.

Я уже говорил, что наступление — это отсутствие четкой линии фронта. Бывает, что мы берем населенный пункт, наступаем дальше, а туда снова входит вражеская часть, оставшаяся у нас за спиной. Приходится разворачиваться, идти обратно, выбивать. Постоянно происходят стычки с мелкими и крупными группами противника. Случались и забавные случаи. Вечером я, комбат второго батальона Коля Матвеев, наши автоматчики стоим на улице в деревне, разговариваем. Вдруг за спинами сигналит машина, отойди, мол. Мы посторонились, грузовик проезжает мимо, смотрим — в кабине немец за рулем! Сначала все опешили, но тут кто-то спохватился, дал очередь в воздух. Машина остановилась. «Ты кто такой?!» — «Куда поехал?» Немец улыбается и машет рукой: «Туда, нах хаус». Посмеялись и мы: «Ну, выходи, приехал». Комбриг тогда разнервничался:

— Кто там, на окраине охраняет?

Я говорю:

— Товарищ комбриг, мои.

— Как проехал?!

— Заблудился и проехал, обычное дело.

В Маке стоял штаб 5-й армии, под командой генерала Жадова. Мадьяры его атаковали. Штук пятнадцать легких танков было у них, этакие короткоствольные мортирки в башне. Была и пехота. Штаб не мог отбиться сам и срочно запросил помощь. Мой батальон находился недалеко, его тут же развернули к Маку. В батальоне оставалось девять танков. С ходу атаковали противника, перебили половину мадьярских танков, остальные ушли.

Когда мы вошли в поселок, я нашел генерала Жадова, доложил о прибытии.

— Ну, ты их прогнал?

— Прогнал.

— Ладно, покарауль меня еще немного.

Потом, когда отогнали мадьяр подальше, Жадов вызывает:

— Дальше действуй по плану, что там тебе комбриг прикажет.

После войны, уже в должности замкомдива, я встречался с Алексеем Семеновичем, он приезжал к нам в часть. Узнал меня, поговорили.

Вошли в деревню над Дунаем, зацепились, а нас обстреляли. В моем танке болванка дыру пробила. Подбили танк. Комбриг занервничал, приказал сходить посмотреть, там, мол, наша пехота впереди должна быть, надо проверить обстановку. С утра деревню очищать, нужно с пехотой связаться. Хорошо. Взял трех автоматчиков, Аринина, ординарца с автоматом и сам с автоматом. На такие дела с пистолетом не ходи, обязательно нужно автомат. Впереди большая улица, мы из-за дома выглядываем, перед нами палисадник и деревья. По улице вдоль противоположной обочины идут в колонне по двое, человек пятьдесят и с нашей стороны около тридцати. Пехота. Ночь, непонятно, свои идут или нет. Я цели сразу распределил: двое по одной обочине бьют, двое по другой, а одного автоматчика послал за домом вперед, там охранение могло быть. Только они с палисадником поравнялись, десять метров от нас, не больше, я кричу: «Стой, кто идет?» Он: «Хальт!» Я сразу очередь. Стрельба, все стреляют! И тот автоматчик за домом застрочил, двоих хлопнул, они за домами дозором шли. Вся эта публика побежала, они же не знали, сколько нас. В засаду попали, и все, надо бежать с открытого места. А мы их тепленьких расстреливали в упор. Пехоты дальше быть не могло, раз оттуда немцы появились. Возвращаемся, а десантники далеко за нами сидят, водку пьют. Я их комбату говорю: «Слушай, мне комбриг сказал, что вы там должны быть». Шутит: «Хрена ли мне там делать, там ты». Рассказываю, так и так, немцев постреляли. Он не верит. Говорю: «Ну, пойдем считать». Утром посчитали, двадцать восемь только убитых оставили они. Не немцы, оказалось мадьяры. А сколько раненых ушло? Вот это стрельба в упор.