Читать книгу "Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов - Александр Холин"

Действительно, запах травы подействовал на Ярослава как аммиак или нашатырный спирт. Через несколько мгновений он уже осмысленно огляделся вокруг, поднялся на ноги, опираясь на руку Илоны, и сделал шаг к Распаю.

– Спасибо тебе, цыган, – Ярослав прижал правую руку к груди и поклонился спасителю. – Всё было так, как ты описал. Правда, я не думал, что с Шимоном приключится такое…

– Всё в прошлом, – перебил его Распай. – Пора вам, ребята, срочно отправляться в дорогу. Помнишь, как пройти в нашу деревню? Вот и хорошо. Найдите Баро, он отведёт вас в Россию заветными тропами. А теперь идите. С минуты на минуту сюда пожалует Верховный жрец.

Ярослав держа Илону за руку, подошёл к стене. На одной из плит было выложено мозаикой из янтаря восходящее солнце. Кузнецов попытался нажать на изображение, но ничего не произошло.

– Погоди-ка, – услышал он голос Распая. – Иногда Солнце открывает путь к спасению по особому.

Цыган подошёл к панели, нажал в определённом порядке некоторые из лучей, и панель послушно отъехала в сторону, обнажив тёмный коридор. Распай вынул из колец на стене пару факелов, вручил их беглецам и ударил себя ладонью по лбу: – Хорошо, что вы не успели уйти. Я же спустился сюда с рюкзаком Илоны, в котором хранится пенал с рукописями. Вон он лежит у жертвенника. Хорошо, что успел вовремя. Не забудь, в деревне вы найдёте моего брата. Скажите, что я просил проводить вас в Россию до самого Аркаима. Там пенал с документами вам пригодится и хорошо, что монахи не смогли снять ожерелье с девушки.

При упоминании о родовой драгоценности, Илона машинально потрогала изумруды рукой и облегчённо вздохнула.

– Ну, всё! Ступайте с Богом! – подогнал их Распай.

Влюблённые скрылись в пещерном коридоре и панель за ними закрылась. Но вдруг с другого конца подземного храма послышался топот ног, голоса и к жертвеннику вышли несколько монахов. Впереди всех выступал Великий жрец в атласном оранжевом одеянии. Голова жреца была наголо обрита, а лоб перехватывала белая лента с нанесёнными на неё чёрными иероглифами. В руках Великий жрец держал посох с перекладиной наверху, который можно было назвать либо царским, либо патриаршим.

Верховный жрец направился к Распаю и сразу спросил его, указывая на пустой жертвенник:

– Где женщина?

Распай стоял перед Верховным не опуская голову и не пряча глаз.

– Отвечай, где жертва?! – пронзительно закричал один из монахов, сопровождавших Верховного.

– Унашава,[110] – улыбнулся Распай и пожал плечами.

Верховный жрец побагровел, потом лицо его вовсе почернело от гнева. Он поднял правой рукой посох и с силой ударил им цыгана в грудь. Острый конец посоха насквозь пронзил грудь Распая. Тот упал на пол, но улыбка так и не исчезла с лица умирающего цыгана.

– Варги! Варги! – заорал вне себя Верховный жрец.

– Варги! Варги! – эхом откликнулись монахи.

Тут верховный обернулся к ним и что есть силы, запустил в монахов своим посохом.

Глава 18

Дорога, дорога, дорога… Это понятие издревле известно каждому путешественнику, каждому ищущему счастья в мёртвом мире каннибалов-архантропов, войн и убийств. Путник, выбравший дорогу в сопутники, принимающий её как друга, с которым можно делить и радость, и горе, всегда надеется, что за чертой невидимого горизонта будет какой-то поворот, произойдёт что-то необыкновенно хорошее, после чего не захочется уже больше никуда идти. Но дорога тоже это знает. И если есть что-то хорошее, которое навсегда разлучит её с другом-путником, то необходимо это хорошее оттолкнуть подальше за горизонт, за край невидимого. Но никогда не отнимать у путника надежду на встречу с этим долгожданным там, за горизонтом.

Об этом часто поют цыгане, об этом пел сейчас проводник Иисуса и Закхея.

Далеко позади остался таинственный Тибет, Гималаи, Припамирье, а потом казахские степи, где огромные шары перекати-поля катили незнамо куда под порывами унылого ветра.

Но вскоре степь кончилась и по берегам рек всё чаще гнездились ёлки, сосны и кедры. В этих местах когда-то было великое Сибирское царство Десяти Городов.

Проводник объяснил, что люди остались, а самого царства уже давно нет, хотя его дед, такой же цыган-проводник, водил сюда караваны купцов и говорил, что царство было сильным, могучим, как вековая сибирская тайга. В Аркаиме, столице Сибирского царства, когда-то родился Заратустра, который стал пророком в Передней Азии, Индии и Месопотамии.

Потом пророк вернулся умирать на родину, в Аркаим. Может быть, и само царство приняло смерть вместе со своим сыном? Но об этом не сообщают предания, об этом ничего не сказано в летописях страны, как будто смерть навсегда вычеркнула устои этого царства из жизни людей и уничтожила его культуру.

Но нет, всё-таки память не умирает. И многие из проводников пересказывают притчи и былины царства Десяти Городов во время привалов или возле ночных костров.

Проводник Иисуса и Закхея поведал то, что услышал от деда, а тот, может быть, от своего деда…

– Из Гипербореи ко двору Артоса как-то прибыл сам Аполлон, который давно прославился игрой на лютне и сумел обрадовать нашего царя своим искусством. Аполлон оставался недолго в Аркаиме, потому что отсюда хотел отправиться в Месопотамию, на Крит и в дикие, ещё не совсем обжитые края Аттики, где когда-то поселились выходцы из Аркаима.

Артос был благодарен Аполлону за музыку и подарил гостю понимание красоты цветов для того, чтобы выходец из Гипербореи смог передать Аттике знание красоты. И всё было бы хорошо, если б из той же самой Месопотамии не нагрянули в гости к Артосу шумеры.

В Аркаиме никогда не любили гостей с воинственным агрессивным настроем, а прибывшие шумеры были именно такими. Решив с порога поразить царя Десяти Городов своей исключительностью, гости выставили вперёд своего музыканта, козлоногого Пана. Но тот, при всём виртуозном владении лютней и свирелью, не смог превзойти искусством Аполлона.

Артос высказался об этом честно и бесхитростно, но гости, к сожалению, обиделись. Они прибыли в Аркаим не для проигрыша, а для победы над колыбелью человечества. Шумерские воины никогда не слыхали музыки и не представляли, что на земле найдётся исполнитель лучше, чем Пан. Желчь обиды их захватила настолько, что они отказались посетить удивительный сад царства Десяти Городов и с первыми лучами солнца покинули Аркаим.

Царь Артос проснулся от звука походных рожков, прозвучавших на пустынных улицах города в этот предутренний час. Гости демонстративно покидали Аркаим, даже не попрощавшись с владыкой этого удивительного царства.

– Что ж, вольным – воля, а обиженным – обида, – прошептал царь и почесал себя за ухом, потому что голова безумно чесалась.

В следующее мгновенье царскую опочивальню пронзил крик ужаса, который разносился далеко и долго по коридорам цитадели. Слуги, сбежавшиеся на царский крик, толпились возле дверей, не решаясь войти. Лишь личный брадобрей царя растолкал плечом невыспавшихся слуг и пробрался к дверям в царскую опочивальню.