Читать книгу "Танец страсти - Марион Орха"

Хотя Австралия уже больше не была местом ссылки уголовников, однако же имела давнюю и весьма почитаемую традицию переодевания; везде, где живут в основном мужчины, они при необходимости переодеваются женщинами. Коппину куда лучше удавалась пантомима, нежели танец, однако плясать он принялся с величайшим усердием. Держался он величаво, позы принимал тоже величественные, хотя из-под тугого черного платья так и выпирало объемистое брюшко.

— Паук, паук! — орали зрители.

Коппин плясал как одержимый. Громко топая по доскам сцены, он вскидывал пышные юбки, открывая взорам рабочие башмаки и свои волосатые ноги. Когда он вытащил из-под юбок огромного черного тарантула, зал взорвался одобрительными криками и свистом.

— Смерть пауку! Смерть! Топчи его, топчи!

Коппин швырнул паука наземь и принялся прыгать вверх-вниз, топча страшную тварь обеими ногами. Затем, торжествующе поставив башмак на раздавленного в лепешку врага, он удовлетворенно потер руки, после чего рухнул в тяжеловесном неуклюжем реверансе.

— Я всего лишь бедная беззащитная женщина, которую кто ни попадя оскорбляет и обводит вокруг пальца, — запричитал он высоким скрипучим голосом. — Мужчины каких только уловок не измыслят, лишь бы забраться мне под юбки, но я — такое беспомощное существо, что ж я могу поделать?

За кулисами Лола с трудом удерживалась от смеха. Она самолично предоставила Коппину ноты и научила танцевальным па; и в целом он изобразил ее весьма похоже. Сама Лола уже готовилась покинуть Австралию — а вместе с ней и сцену. Джорджу Коппину выпало представить ее лебединую песню. Его «Танец с пауком», несомненно, запоминался: ибо, при всей пародийности исполнения, Коппин сыграл свою роль от души, вложив в нее немало трудов и пыла. А «Танец с пауком» сделался столь же неотъемлемой частью Австралии, как пробковые шлемы и жестяные походные котелки.

Лола покинула Австралию, увозя с собой множество птиц, в том числе говорящего попугая Полли III и белого лирохвоста, твердо намереваясь заняться новым делом. Теперь она собиралась читать лекции и писать книги. По пути в Америку Лола набросала примерное содержание двух первых лекций: о тонком искусстве рекламы и о древних корнях освященного веками «Танца с пауком».

Глава 39

Новая деятельность оказалась чрезвычайно доходной: Лола получала высокие гонорары за свои выступления, собирая большие аудитории слушателей. Кроме того, это дело принесло ей доселе непредставимый блеск респектабельности. Лола спустилась с театральной сцены и затем поднялась на кафедру лектора с удивительной легкостью; она объездила Америку, Англию и Ирландию с лекциями, посвященными кругу вопросов от политики до красоты и моды. Часто она пользовалась фактами собственной биографии, рассказывая о Лоле Монтес, точно о другом человеке; а в частной жизни все чаще называла себя Элизой. Хотя она перестала танцевать, приступы болей и страшной слабости учащались. Лола готовилась в третью свою поездку, когда и без того слабое здоровье окончательно пошатнулось. Друг за другом последовали обморок, многодневная кома и покатившиеся слухи о смерти знаменитой Лолы Монтес.

* * *

В Нью-Йорке, в фешенебельном районе Гринич-Виллидж, в одной из квартир осторожно приглядывались одна к другой две уже немолодые женщины. Стоял октябрь, в камине был разведен огонь. Хозяйка застыла в кресле у камина, на бледном исхудалом лице горели синие глаза. Одной рукой вцепившись в подлокотник кресла, другой — в мраморную рукоять толстой трости, она казалась как будто застывшей во времени, которое остановилось в тот самый миг, когда женщина еще не решила — встать ли ей или остаться сидеть. Гостья, которая была старше лет на десять-двенадцать, неуверенно мялась на пороге. В плаще и шляпке, с порозовевшим от осенней прохлады носом, она выглядела так, словно явилась сюда не по доброй воле, а, к примеру, ее принесло сильным ветром. Сквозь открытую дверь в комнату прокрался сквозняк, потянул холодком по ногам. Не похоже было, что две эти женщины рады друг друга видеть.

По-прежнему сидя в кресле, Лола так крепко стиснула рукоять трости, что побелели костяшки пальцев. Лицо дернулось, как будто она тщетно пыталась облечь свои мысли в слова. Наконец она заговорила — чужим, глуховатым голосом:

— Чему я обязана этим удовольствием?

— Я не могла не приехать, — отозвалась миссис Крейги с принужденной улыбкой.

Они довольно холодно и неловко обнялись, потом Лола указала на второе кресло у камина:

— Прошу.

Миссис Крейги вгляделась в ее лицо, кашлянула.

— Ты хорошо выглядишь, — проговорила она, откровенно покривив душой.

Темное шерстяное платье балахоном висело на худом теле Лолы, выпирающие ключицы были обтянуты бледной сухой кожей, щеки ввалились. Наброшенная на плечи роскошная кашемировая шаль лишь подчеркивала хрупкость и болезненность.

У Лолы чуть расширились ноздри.

— Боюсь, что слухи о моей смерти были несколько преждевременны, — сказала она.

Однажды в начале лета, чудесным июньским утром Лола проснулась — и обнаружила, что не может ни говорить, ни двигаться. Спустя три дня она впала в кому. Плывущие в Европу корабли понесли весть о ее смерти. Уже были даже закончены приготовления к похоронам, когда Лола — о чудо! — неожиданно вновь открыла глаза. Впрочем, говорить она по-прежнему не могла и обслуживать себя тоже была не в состоянии. Изо рта сочилась слюна, которую Лоле приходилось то и дело вытирать рукавом. С огромным трудом она заново научилась садиться, потом — ходить, и наконец — произносить слова, а затем связывать их в предложения. Со временем Лола научилась умываться и одеваться, ходить, опираясь на трость.

Все лето она с яростной энергией наслаждалась каждым дарованным ей днем, упивалась проблеском синего неба в облаках, распустившимся цветком, песенкой черного дрозда. Три месяца она заставляла себя ходить, пока не смогла передвигаться по спальне уже без помощи трости. Не раз и не два в то трудное время Лолу утешала мысль о женщине, которая сейчас Сидела перед ней у камина.

Миссис Крейги угнездилась в кресле, сняв плащ и шляпку. Миловидная пятидесятипятилетняя женщина, в платье из шелестящей черной тафты. Когда-то она была по-девичьи хрупкой, а ее дочь, наоборот, обладала пышными формами; сейчас же Лола была худой — кожа да кости, а ее мать превратилась в пухлую, довольную жизнью даму — обеспеченную вдову.

— Моя дорогая Элиза, — проговорила она.

— Насколько я понимаю, ты прибыла из Англии.

Миссис Крейги утвердительно кивнула:

— Три месяца на борту корабля.

— Ты приехала, чтобы повидаться со мной?

— В газетах писали: ты умираешь.

— Потому ты и приехала?

Миссис Крейги глянула с обидой.

— Я вовсе не это хотела сказать. Я подумала, что мы с тобой можем помириться. В конце концов, ведь это ты мне писала.