Читать книгу "Цифровой, или Brevis est - Марина и Сергей Дяченко"

– Питерцы, – сказал Максим с теплотой в голосе. – Творческие люди.

Арсен сжал мышку в кармане.

– Почему там Пантелькин, как ты думаешь?

– Легко нарисовать персонаж, похожий на реального человека, – Максим посмотрел с сочувствием. – Голую девушку в татуировках, например.

«Правда».

– А зачем понадобилось рисовать Пантелькина?

– Он выразительный. – Максим просматривал свои картинки в таком темпе, что у Арсена в глазах рябило. – Сумасшедший учитель литературы. Правнук аристократа, сын блокадницы.

«Правда».

– А ты знаешь, что он… пропал без вести?

– Знаю, – Максим повернул голову. – Извини, это плохая новость. Он был совсем сумасшедший. За ним надо было лучше присматривать.

«Правда».

– А почему он говорит: «Не надо меня искать»?

– Больная фантазия прихотлива.

«Правда».

– Ага, – сказал Арсен.

Он отошел в свой угол, сел, забросив ноги на край стола. Опомнился, спустил ноги на пол. В последние месяцы он ловил себя на интонациях Максима, жестах Максима, любимых его словечках. Теперь еще – ноги на стол…

– Плохому научиться проще, – сказал Максим за его спиной.

«Правда».

– Ты что, мысли читаешь?!

– Если человек что-то делает не задумываясь, потом быстренько прекращает и сидит, наморщив трагически лоб… Что тебя мучает, сотрудник? Почему ты не пожинаешь плоды таланта, труда и везения?

– Максим, – сказал Арсен и прокашлялся. – Тот, кто тобой управляет… Он чего хочет для Земли?

– Блага, – не задумываясь, отозвался Максим. – Правильности. Упорядоченности. Блага.

«Правда».

– Совершенно естественно сомневаться, – сказал Максим другим тоном. – Непонятное пугает. Ты меня до сих пор боишься.

– Нет.

– «Неправда», – сказал Максим голосом мультяшного робота и тут же рассмеялся. – Если не боишься – хочешь, провернем с тобой одну штуку?

– К-какую?

Максим встал. Потянулся, так что рукава свободного зеленого свитера съехали к локтям. Расставил ноги в синих потертых джинсах, в неизменных белых кроссовках:

– У тебя на рабочем столе еще осталось место?

– Ну…

– Создай несколько больших папок и рассортируй программы. Чтобы стол был почти свободен.

– Сейчас?

– Да.

Арсен вытащил свою мышку. Торопливо, наскоро, сбросил в новосозданную папку почти все свои программы: «Деньги», «Чиксы», «Невидимку», «Ключ», «Правду жизни», «Власть слова», вечно включенный фильтр, еще какую-то мелочь, только «Пиноккио» оставил на опустевшем рабочем столе рядом с закрытой, казенного вида виртуальной папкой.

– Я сделал.

– Хорошо. Давай руки – обе. Смотри-ка: программу такой структуры я тебе еще не прописывал.

– Что это?

– Береги дыхание. Ты не сможешь использовать мышь – у тебя не будет пальцев, чтобы нажимать на кнопки. У тебя не будет рта, чтобы отдавать команды… Тихо, не бойся. Ты же со мной. Итак, один бит: да или нет. Движение рычажка. Единица информации. «Да» – ты цифровой. «Нет» – ты на мясе, на привычном носителе. Очень просто запомнить. Ты сам будешь тумблер, ты сам себя будешь переключать. Понял?

– Д-да.

– Закрой глаза. Представь эту программу, что я тебе прописал, как Большую Красную Кнопку.

Арсен зажмурился. Нервно рассмеялся.

– Я не говорил о заднице павиана, о гениталиях, о чем-то подобном, – терпеливо сказал Максим. – Лишняя фантазия берет на себя лишний ресурс. Просто красная кнопка. Большая. Есть?

– Да.

– Теперь открой глаза.

На ладонях Максима, широких, с голубыми прожилками, лежал удлинитель для USB-порта: белесый кусок провода с прямоугольными массивными штекерами.

– Помнишь, я тебе говорил, что не боюсь смерти?

– Да.

– Потому что я цифровой. Ты теперь тоже.

– Нет, я…

– Этот провод сам по себе ничего не значит… он вроде твоей мышки. Символ. Подсказка для фантазии. Но ты его возьми. Представь, что ты устройство, подключенное через USB-порт.

Арсен облизнул губы.

– Теперь, по команде, просто нажми Красную Кнопку. Раз, два… полетели.

* * *

Шланг был как витая горка в аквапарке, он петлял, струился, и Арсен летел по нему в брызгах воды, задержав дыхание. В городе Кракове, в самом первом аквапарке, который он видел в жизни.

А потом сразу оказалось, что он больше не Арсен. Он растворился в потоке теплой воды и сам стал потоком. Вырвался из шланга и разлетелся брызгами – над газоном, над зеленым огородом, на тысячи капель, и каждая – круглая, тугая, прозрачная, – была сама по себе и частью одного целого и медленно переходила из синевы в зелень. Из неба в траву. Из идеального – в материальное.

Он успел увидеть этот огород в подробностях: ржавые штырьки, на которых ранней весной держалась теплица, ряды веселых помидорных ростков, трава на тропинках, сорняки на огуречных грядках. Девчонку в желтой кепке, которая с недовольным лицом выпалывала эти сорняки, – горожанка… И женщину в бордовой косынке, державшую шланг раструбом в небо.

У Арсена не было рук, не было языка, не было тела. Он тысячей капель висел над огородом, но это больше не был огород. Арсен перестал видеть – у него не было глаз.

Он чуял.

Широкой рекой лилась ложь, разбавляла правду, скрипучим ломаным строем шли виртуальные финансы. Многообразие языков выло, как ветер на Вавилонской башне, но Арсен понял через короткую единицу времени, что языки ему не нужны: он принимает информацию в незакодированном, первозданном виде. Это не слова, не речевые конструкции, не графики, не таблицы. Не столбцы цифр, не последовательности команд. Это информация голая, лишенная формы и носителя, информация как она есть.

Он завис посреди бесконечного пространства, потрясенный. Обалдевший. Жизненно важные сведения о высоте и силе ветра текли рядом с банковскими счетами, многопалые руки шарили вслепую, ощупывая нити, выискивая зерна. На самом деле никаких рук не было: просто Арсен, по человеческой привычке, искал образы. Придумывал аналогии. Чутье подсказало ему, что это можно и даже удобно.

Вернулись цвета. Красным цветом расплывалась агрессия, скалились на публику уродливые личины приличных людей. Неуклюжие лапы-манипуляторы, обычные человеческие орудия, тащили информацию и расчленяли ее, и скармливали, скармливали в миллиарды жадно разинутых ртов. Мусор, похожий на тонны старой жвачки, залеплял изнутри чужие мониторы. Арсену стало тесно, будто человеческие образы и аналогии облепили его высыхающей, сжимающейся кожей.