Читать книгу "Карибский брак - Элис Хоффман"

– Ну, еще она объясняла, что она честная женщина и не хочет, чтобы мы думали иначе.

– С какой стати мы стали бы так думать? Ревекка бросила мать и вернулась лишь тогда, когда появилась возможность поживиться.

Они шли по лесной дороге. Несколько пасшихся поблизости ослов при виде людей убежали вверх по холму, прокладывая коридоры в высокой траве.

– У твоей мамы когда-то жил дома ослик. Она до сих пор плачет, вспоминая его.

Камиль был озадачен. Когда он просил завести какое-нибудь домашнее животное, мать всегда говорила, что это одно баловство и от животных грязь. Сестрам повезло: у них была комнатная собачка – но это потому, что отец поддержал их просьбу.

– Мама?!

Фредерик хлопнул сына по спине, затем обнял его за плечи.

– Да, твоя мама. – Отец остановился и стал срезать ножом ветки делоникса. – Она также часто носит эти цветы на кладбище. Говорит, это приносит удачу. Мы можем зайти туда.

По пути Камиль думал об истории с дочерью мадам Галеви. Он ощущал ее как какой-то камень в груди, удивительно тяжелый. Он подобрал на краю дороги белые камешки. Пока отец раскладывал цветы вокруг семейных могил, Камиль дошел до могилы мадам Галеви и положил на нее три камешка: один за миссис Джеймс, другой за свою бабушку, а третий за себя, потому что он был последним, кто знал эту историю.

Как Камиль ни старался, ничего хорошего у него в магазине не получалось. После того как он промучился таким образом два года, отец перевел его на более низкую должность учетчика товаров, разгружавшихся с кораблей и предназначенных для их магазина. Все, что от него требовалось, – выяснить, когда прибывает корабль, расписаться за товар и распорядиться о его доставке. Однако вместо того, чтобы следить за прибытием кораблей, Камиль бóльшую часть времени занимался рисованием, часто забывал встретиться с корабельным казначеем вовремя и потом бегал в поисках его по пристаням. Он должен был сосчитать и записать количество прибывших ящиков, однако часто предпочитал посидеть за мольбертом. Он увлекся морскими пейзажами, но они плохо удавались ему. Тем не менее ему очень хотелось поймать характерный момент движения, совместить на картине время и пространство. Поскольку родители были категорически против того, чтобы живопись стала его призванием, он иногда устанавливал самодельный мольберт на крыльце у Жестины. Она знала, что Рахиль не одобряет этого увлечения сына, но когда Камиль бывал у нее, она чувствовала, что и ее дочь ближе к ней. Камиль встречался с Лидди, разговаривал с ней, держал ее руку. Жестина и Лидия теперь регулярно переписывались, посылая друг другу письма раз или два в неделю. Лидия родила четвертого ребенка, мальчика, которого назвали Лео в честь созвездия; он был очаровательным малышом и любимцем отца.

«Я сказала мужу, кто я по рождению, и для него это не имело значения, но так не со всеми. Дом с садом, где мы смотрели на звезды, теперь принадлежит его брату. Мы с его семьей больше не встречаемся. У нас теперь квартира в Париже. Своего сада нет, но я ежедневно вожу детей в сад Тюильри, если не идет снег. У детей есть любимый пес Лапен, похожий на кролика и настоящий клоун. У нас нет служанки, которая присматривала бы за детьми, но это и к лучшему. Часы, которые я провожу с ними, самые счастливые в моей жизни. Я хотела бы привязать их к себе в буквальном смысле, чтобы они не отходили от меня и не потерялись, как ты привязывала меня к себе, когда я была совсем маленькой. Не знаю, что со мной было бы, если бы я потеряла их. А если бы их украли, я бы, наверное, не пережила этого.

Мой муж работает теперь в другом банке, не еврейском. Это отнимает у него много времени, но он такой отличный работник, что это не должно остаться незамеченным. Мне хочется думать, что хорошее в людях всегда проявится, всплывет на поверхность, как рыбки в пруду у водопада, куда ты меня водила. Я помню, мы ходили туда как-то, когда было очень жарко, и я верила, что рыбки подплывут ко мне, если я раскрою в воде ладонь. Помню, ты предупреждала меня, чтобы я была осторожнее, не поскользнулась и не упала в воду. Я повторяю твои слова своим детям, и это твой голос они слышат».

Жестина начала шить платье, не похожее ни на что, изготовлявшееся ею ранее. Она годами планировала сшить платье для Лидди, и наконец наступил момент сделать это.

– Ты всегда говорила, что не может быть платья, достойного твоей дочери, – заметил Камиль, увидев ее за работой.

– Это будет.

– А как ты передашь его ей?

– Это моя проблема.

Об этом она еще не думала, в данный момент она целиком сосредоточилась на создании наряда, достойного Лидди.

– Не почтой же его отсылать… – Неожиданно его осенила идея: – Я знаю! Я отвезу его в Париж.

Они посмеялись, потому что было ясно, что ему до смерти хочется вернуться туда. Он был по горло сыт своим пребыванием на Сент-Томасе. На крыльце были выставлены банки с синей краской разных оттенков: цвета синей цапли и синего чирка, темно-синей и бледно-фиолетовой, так похожей на окраску гиацинтов, что на нее слетались пчелы. Для придания разнообразных оттенков краскам Жестина использовала иглы морских ежей, выжатые фиалки и стебли индиго. Сэкономив деньги, она заказала рулоны шелка из Испании и двенадцать пуговиц, изготовленных из бледных раковин морского ушка. Из Китая были доставлены три катушки ниток, которые сначала перевозились по пустыне верблюдами, а на конечном этапе были погружены на корабль в Португалии и переправлены через океан. Жестина делала такие мелкие стежки, что ее пальцы кровоточили, а в конце дня ей приходилось подолгу держать руки в теплой воде и давать отдых глазам, положив на них ломтики огурца или кусочки влажного шелка. Нижнюю юбку она сшила из кружевной ткани, окрашенной ягодами фитолакки и гуавы. К лифу она пришила крошечные высушенные голубые и полупрозрачные чешуйки рыбешек из пруда у водопада, вымочив их в уксусе с солью. Обработанные таким образом чешуйки светились в темноте. Кроме того, она украсила платье синей лентой того оттенка, который отпугивал духов и демонов, а также оберегал от печалей, разлук, воровства, колдовства, похищений и любых других бед.

Камиль бывал у Жестины почти каждый день и однажды увидел в гавани художника, установившего на песке перед собой мольберт, и стал наблюдать за ним с крыльца Жестины в подзорную трубу. Море было неспокойным, пассаты продували остров насквозь. Пальмы раскачивались, роняя обломанные ветви на дорогу. Художник не обращал внимания на непогоду и увлеченно работал, поднимая время от времени голову, чтобы понаблюдать за освещением обрушивавшихся на берег волн. Жестина вышла на крыльцо с двумя чашками кофе.

– Все говорят, он чокнутый, – бросила она.

– Да? Почему?

– Да посмотри сам! Стоит там на самом ветру, и какая-нибудь волна того и гляди смоет его. Хоть бы привязался веревкой к столбу.

Художник очень заинтересовал Камиля. Спустя несколько дней, заметив его на том же месте, он оставил работу на пристани и подошел к незнакомцу. Это был датчанин, всего на несколько лет старше Камиля, с резкими чертами лица, уже лысеющий, но сохранявший мальчишеский вид. Он нисколько не был раздражен тем, что Камиль оторвал его от работы.