Читать книгу "Золотая братина. В замкнутом круге - Игорь Минутко"

– Где оно? – прошептала женщина.

– Кто, Дарья? – Голос Никиты прозвучал тускло.

– Дитя, кровинка моя…

– Все под Богом ходим, Дарья. Значит, такая его воля. Мертвым родился наш сынок. Этой… Пуповиной горлышко перетянуло.

Дальше Дарья не слушала. Для нее все кончилось. Жизнь кончилась. Умерла последняя надежда…

Но она поправилась, встала, принялась за домашние дела, которые выполняла, как машина, без всяких чувств. Дарья превратилась в ту Дархен – флегматичную, неряшливую, быстро располневшую, которую теперь знали все жители домов, образовавших каменный двор-колодец, в который выходил черный ход ювелирного магазина «Арон Нейгольберг и Ко». А Никита Толмачев, то есть Отто Штойм, работал таксистом, и во дворе привыкли к странностям и чудачествам этого бородатого русского немца. Он купил себе старую-престарую машину, требовавшую постоянного ремонта, и возился с ней каждодневно с видимым удовольствием, случалось, до глубокой ночи или с самого раннего утра. При этом он уговорил хозяйку и за дополнительную плату устроил маленький гараж для своей, как он говорил, «старушки» прямо под окном кухни, чтобы не беспокоить мужа Хельги, Ганса. Дело в том, что у Ганса была небольшая грузовая машина-фургон, и в первые месяцы новой жизни в Германии Отто Штойм ставил свою «старушку» рядом с фургоном в углу двора, у глухой стены, под навесом. Места хватало, но Штойм оказался человеком деликатным и обратился однажды с просьбой к Хельге Грот:

– Вы не будете возражать, фрау Хельга, если я сооружу себе гараж прямо под окнами кухни? А то вечно Ганса беспокою. Ведь я, считайте, каждый день ремонтом занимаюсь.

– Так ведь окно на кухне закроется, темно будет, – удивилась Хельга.

– Ничего. Моя Дархен на кухне гостья нечастая. Будет там готовить суп при электричестве. И за свет я буду отдельно платить.

Хозяйка дома подумала: «Лишние деньги не помешают». И согласилась.

Круглый будильник на стуле у кровати еле слышно тикал, и стрелки уже показывали утреннее время: десять минут четвертого. За окнами комнаты, плотно задернутыми тяжелыми шторами, начало светлеть.

Ковер, покрывавший весь пол, был закатан в рулон, стол отодвинут в сторону, и на его месте зияла аккуратная дыра в подполье. Рядом стояло три небольших мешка с землей, на стуле сидела Дарья, тупо смотрела в черное отверстие, из которого тянуло холодком. У ее ног лежали совок и маленький веник. В темной дыре мелькнул свет, появился Никита Толмачев, перепачканный землей и песком, поставил на край пола электрический фонарь, выключил его, нагнулся, с усилием двумя руками поднял мешок. Дарья подхватила его, проволокла по полу и поставила рядом с другими мешками. Через край сыпанулась земля, и Дарья стала тщательно собирать ее в совок.

– На сегодня все, – тихо сказал Толмачев.

– Или притомился? – желчно, насмешливо откликнулась Дарья. – Поройся еще, крот… Поройся!

– Заткнись! – негромко, но яростно ответил Никита Никитович, уже вылезший наружу.

Дальше они все делают молча: Никита перетаскивает мешки с землей к окну кухни, Дарья закрывает отверстие в подземелье четырьмя выпиленными из пола досками, раскатывает ковер, вместе они ставят в центр комнаты тяжелый стол.

Толмачев берет небольшой чемоданчик, надевает форменную куртку и фуражку таксиста, идет к двери. Дарья молча следует за ним. Дверь открывается и закрывается бесшумно. Дарья дважды поворачивает в замке ключ.

В стекло легкий стук. Дарья открывает обе створки окна – небольшой гараж. Машина, деревянная полка с инструментами и токарным станком, две покрышки на стене неясно освещены слабой лампочкой. От машины с открытым багажником к окну подходит Толмачев. Подав последний мешок, Дарья закрывает окно, смотрит, не просыпалась ли земля. Нет, сегодня чисто – и подметать не надо. Пройдет еще час или полтора – Никита будет «чинить» свою машину, копаться в моторе. Может быть, в гараж заглянет Ганс, который тоже рано отправляется на работу, сев за руль своего грузового фургончика. Наконец на своей «старушке» Никита Никитович Толмачев, он же Отто Штойм, уедет на работу, чтобы вернуться часов в пять к плотному обеду с непременной бутылкой «Смирновской» водки и после завалиться спать до середины ночи. И так – изо дня в день, из ночи в ночь.

– Крот… Крот… – с ненавистью шепчет Дарья, закутываясь в теплое ватное одеяло. – Господи, поскорей бы опять заснуть…

Глава 36

План Фарзуса

Осло, 12 мая 1922 года

В этот почти летний теплый вечер по улице Карла Иогана, главному проспекту норвежской столицы, от вокзала ехала на приличной скорости длинная черная машина, «роллс-ройс» последнего выпуска, обгоняя прочий транспорт, но не нарушая правил уличного движения. Было еще светло, начинали неярко мерцать разноцветными огнями первые включенные рекламы и витрины магазинов. Готические острые крыши, шпили соборов контрастно впечатались в темно-розовое весеннее небо. За рулем машины сидел товарищ Фарзус в легком белом плаще, в фетровой шляпе, яркое кашне завершало туалет; руки в коричневых перчатках из тонкой лайки уверенно, надежно лежали на руле. Положительно ничего общего не было в этом господине с тем товарищем Фарзусом, который в ноябре 1918 года встретил Забродина и членов его оперативной группы в советском торгпредстве в Берлине. Впрочем, помилуйте, какой товарищ? Разрешите, как говорится, представить: Иоганн Вайтер, владелец берлинского шикарного ресторана «Ночные грезы», с пикантной программой, длящейся до пяти утра; а ресторан, между прочим, расположен недалеко от Генерального штаба германской армии, и частые посетители заведения – высокие штабные чины, со многими из которых господин Иоганн Вайтер в приятельских отношениях.

На заднем сиденье машины удобно расположились двое: Мартин Сарканис в строгом черном пальто и Глеб Забродин, одетый, честно говоря, черт знает как: потертая кожаная куртка, галифе, нечищеные сапоги, нелепая, кургузая кепочка с коротким козырьком неопределенного буро-вишневого цвета.

Мартин Сарканис теперь и не Мартин вовсе, а господин Ганс Фогель, хозяин бильярдного клуба при ресторане «Ночные грезы», который весьма популярен среди высокопоставленных особ военного ведомства, дипломатов, промышленников (молодые отпрыски семейства Крупп здесь завсегдатаи). Можно сказать, Иоганн Вайтер и Ганс Фогель – компаньоны, вместе немалые дела вершат, хотя, безусловно, главенство принадлежит Вайтеру. Только на бильярдном поле с кием в руках уступает он Мартину, то есть Гансу, потому что нет в этой игре равных господину Фогелю, и среди знатоков его иначе как «королем шара и кия» не называют.

А Глеб Кузьмич Забродин… Что же, документы у него сейчас на собственное имя, потому что в данный момент для властей Германии, Норвегии и прочих европейских стран он беженец из большевистской России – вот и вид соответствующий. А если внимательно всмотреться в его лицо, то можно заметить разительную перемену: появилось напряжение, огрубели черты. Печать настороженности и власти пасмурной тенью легла на него.