Читать книгу "Чужая игра - Виталий Гладкий"

— Святая простота… — Волкодав снисходительно посмотрел на майора и ухмыльнулся. — Впрочем, такие игры не для среднего ума, — напыщенно сказал Волкодав и хохотнул.

— Пошел ты!.. — выругался Ведерников.

— Вот-вот, и я об этом. А если серьезно — здесь все свои, и я надеюсь на ваше благоразумие — вы принимали участие в операции, имеющей далеко идущие перспективы.

— Видал я любые перспективы… — пробурчал разозленный майор. — Их сажать нужно, а не устраивать цирк.

— Мент, он и есть мент, — хохотнул Волкодав. — Вам бы только сажать — и ничего больше не нужно. Ты попробуй их посади. Себе дороже обойдется. А вот использовать для общего блага — это другой компот.

— Ну и как их можно использовать? — иронично прищурился майор. — Они скоро развалят страну до основания.

— Не успеют. Не дадим, можешь не сомневаться.

— Вашими бы устами, добрый молодец, да мед пить…

— Напрасно иронизируешь. Во-первых, Наум Борисович и Бортник на таком крючке, что их оттуда и танком не сдернешь. Во-вторых, часть акций «Витас-банка» теперь принадлежит Чону…

— Чону?! — перебил я. — При чем здесь кореец?

— Ерш, ты, конечно, силен руками и ногами махать. С тобой в этом отношении мало кто может потягаться. Но что касается других сфер человеческой деятельности, здесь ты просто телок. Чон — наш человек. Его внедрил сам шеф, и давно. За «Витас-банком» мы присматриваем с тех пор, как Наум Борисович и иже с ним влезли в торговлю оружием в Восточной Германии. И теперь кореец будет играть едва не главную скрипку в финансовом мире вашей области. И не только. Его к этому и готовили. В банковском деле он дока, поверь мне.

— Но какое отношение имеет ГРУ к банковскому делу?

— Никакого. Теоретически. А на практике очень даже имеет. Перво-наперво, банк — непрошибаемая крыша, это дураку ясно. И второе — финансирование наших операций за рубежом. Ты что, думаешь, денежки нам сами на голову сыплются? Государственная казна сейчас похожа на вымя выдоенной козы. А работать нужно, потому что, как говорится, дружба дружбой, а табачок — врозь. Это мы сейчас кричим на всех углах, что у нас нет врагов и все такое прочее. Чушь собачья! Врагов, может, и нет, но противники остались. Да еще какие. И не только внешние, но и внутренние. У них денег куры не клюют. Вот и кумекаем, что почем…

— Дерьмо! — выругался Акула. — Вот ведь жизнь пошла…

— Ага, — подтвердил Волкодав. — Не знаешь, кого бить, а перед кем расшаркиваться.

— А что будет с опытно-экспериментальным заводом? — спросил майор.

— Пустят с молотка, — ответил Волкодав.

— Продадут зарубежным фирмам?

— Надеюсь, что нет. Хотя… Кто знает, как оно на самом деле обернется…

— Абросимова и Ливенцова нашли? — Я, наконец, отважился задать наболевший вопрос.

— Конечно… — Волкодав криво осклабился. — Суки! Они думали, что их спасут покровители. У шефа такие номера не проходят.

— Они тоже из вашей системы?

— К сожалению, да. Только служили они в другом подразделении. Увы, и у нас дерьмецо иногда всплывает…

— Зачем меня внедрили в охрану банка?

— Это длинная история. Скажу только, что тебя просто подставили. Чтобы скомпрометировать шефа. Как же — бывший наемный убийца, завербованный лично шефом для выполнения кое-каких заданий… Кандидатура вполне подходящая. Для подковерной схватки наших толстозадых лампасников. Полковника хотели сбросить под копыта, чтобы от него и воспоминаний не осталось. Однако ошибка вышла. Кстати, именно благодаря тебе, Ерш. Шеф велел низко кланяться.

— Минуту…

Майор смотрел на меня расширенными от удивления глазами.

— Мне кажется, я тебя узнал… Ей-богу узнал. Не может быть! Карасев?! Ты?! Тебя ведь…

— Ни фига подобного, — торжествующе заржал Волкодав. — Такие парни ни в воде не тонут, ни в огне не горят. Однако запомни, майор, — ты никого не видел и ничего не знаешь. Кстати, скажи спасибо мне, что ты здесь сидишь и даже водку с нами пьешь. Я поручился за тебя головой. Нравишься ты мне, майор. Иначе могли быть большие неприятности. Для тебя. Ты стал, дружище, секретоносителем высшей категории. Объяснять, что это такое, не нужно? Нет? Я так и думал. Хочешь дожить до старости — держи язык за зубами. А что касается Карасева, так это, между прочим, он тебя спас от смерти, когда «быки» твои кости ломали. Я ему только помогал. Так-то.

— Ничего не понимаю…

— Тяпни еще стаканчик для просветления мозгов. Давайте выпьем за нашу дружбу. Пусть мы разные и грехов у каждого не перечесть, но отбросим предрассудки и поднимем стаканы за главное, что у нас еще осталось, — совесть. Слава богу, мы до сих пор не успели ее посеять, как некоторые… Эй, погодите, черт возьми! Пьем за дружбу, а ведь мы толком не знакомы друг с другом! Максим… — Волкодав церемонно склонил голову.

— Николай… — осклабился Акула.

— Сергей… — выдавил из себя все еще изумленный до крайности майор.

— Андрей… — назвался и я.

Мы в полной тишине чокнулись и выпили.

Странная штука жизнь…

Наконец подоспели и шашлыки. Мы жевали в каком-то блаженном состоянии, наслаждаясь таким редким для нас покоем и умиротворенностью.

Я обратил внимание, что Волкодав смотрит на меня, будто провинившийся. В ответ на мой вопросительный взгляд он тяжело вздохнул и промолвил:

— Мне не хотелось бы тебя сейчас огорчать, но я должен объяснить…

— Ты хочешь сказать… что в спецзоне меня никто не ждет? — Эти слова мне дались очень тяжело. — Что женщина — не моя жена, а мальчишка — не мой сын?

— Тебе уже известно?! — воскликнул Волкодав.

— Я просто все вспомнил.

— Пользуясь твоей амнезией, они подставили нашу внештатную сотрудницу и пацанчика, взятого на время из детского дома. Короче — накололи тебя, как захотели. Сволота!

— Что было, того не вернешь… Жалко только мальчишку. Бедняга…

— Твою семью мы так и не нашли. Извини, брат.

— Это моя личная проблема. Я их все равно найду…

У костра сидел не я, а совсем другой человек — мой двойник.

Он машинально жевал, отвечал на вопросы, время от времени менял позу, морщился от очередной дозы спиртного и занюхивал шибающий в ноздри водочный дух хлебной коркой.

Двойник ощущал холод снега и животворное тепло почти бездымно горящих поленьев. Ему приятно было созерцать и заснеженные сосны, и солнечные лучи, высекающие алмазный блеск из голубоватой спины сугроба, и россыпь заячьих следов возле кустарника.

И он тщательно прятал от нескромных взглядов страшное, бездушное чудовище, на время изгнанное из телесной оболочки и притаившееся в лесной чаще, возможно, под корнями вывороченного бурей лесного старца.