Читать книгу "Судьбы и фурии - Лорен Грофф"

– Ох, дорогая, – выдохнул он, тяжело опускаясь на стул. – Я уже думал, мы потеряли тебя в этой буре.

Матильда пропустила мимо ушей то, что он расписывается и за дядюшку, ведь если бы он на самом деле ее потерял, то и сам был бы в большой опасности.

– Я пришла всего несколько минут назад, – сказала она, все еще подрагивая.

Водитель сжал ее руку, почувствовал, какая она холодная, и в мгновение ока приготовил для нее какао и шоколадное печенье.

НА ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ дядя Матильды пригласил ее на ужин. За три года можно было по пальцам пересчитать те случаи, когда они ели за одним столом. Матильда открыла дверь и увидела на своей кровати красное платье – оно напоминало худенькую девушку, небрежно брошенную на покрывало. Рядом стояла пара ее первых в жизни туфлей на высоком каблуке. Целых три дюйма, черные.

Матильда медленно оделась.

В ресторане было тепло. Он представлял собой отреставрированный фермерский дом, не такой, как у дяди, зато в центре горел камин. В его золоченом свете дядя выглядел больным, а его кожа – восковой, наполовину растаявшей. Она прикладывала огромные усилия, чтобы не отводить взгляд и смотреть на дядю, пока он делал для них заказ. Одинаковый для обоих – салат «Цезарь» и стейк под соусом «Тартар» с перепелиными яйцами и в сопровождении филе-миньонов. На гарнир – жареный картофель со спаржей. Вино Кот-дю-Рон.

Матильда была вегетарианкой с тех пор, как посмотрела по телевизору передачу, посвященную индустриальному животноводству, и увидела коров, подвешенных на крюках и освежеванных заживо, кур, которых запихивали в клетки так, что они ломали ноги и доживали свои дни, утопая в собственном дерьме.

Когда подали салаты, дядя подцепил кончиком вилки анчоус, покрутил его из стороны в сторону и на французском поздравил Матильду с днем рождения и с тем, что она в этом возрасте уже такая уравновешенная и самодостаточная. А потом проглотил рыбку не разжевывая, как акула, вроде тех, что Матильда также видела по телевизору.

– У меня не было выхода. Я осталась совсем одна, – сказала Матильда и возненавидела свой рот за то, что под конец он предательски дернулся.

Дядя отложил вилку и посмотрел на нее.

– Умоляю, Аурелия. Тебя не бьют. Не морят голодом. У тебя есть возможность ходить в школу, к дантисту и врачу. У меня ничего этого не было. Не становись такой мелодраматичной, ты же не Оливер Твист и я не заставляю тебя копаться в угле. Я добр к тебе.

– Вакса. Диккенс работал на фабрике по производству ваксы, – сказала она и перешла на английский. – И я не могу сказать, что вы никогда не были ко мне жестоки.

Он почувствовал в ее словах обвинение прежде, чем понял его.

– Это неважно. Кроме меня, у тебя никогда никого не будет. Они все зовут тебя дьяволицей. Правда, к своему разочарованию, я так и не увидел в тебе ничего дьявольского. Или ничего такого в тебе нет, или ты просто научилась хорошо притворяться, как делают все порядочные бесы.

– Возможно, жизнь в постоянном страхе изгоняет из человека всех его бесов, – парировала она. – Экзорцизм ужасом.

Она выпила всю свою воду, доверху наполнила бокал вином и осушила его до дна.

– Ты еще не сталкивалась с тем, чего стоило бы бояться, – сказал он и с улыбкой наклонился к ней. – Можем это исправить, если пожелаешь.

– Нет, спасибо, – отозвалась она.

– Да не за что, – сказал дядя. Он доел салат, вытер рот салфеткой и добавил: – Тебе, наверное, не сказали, но у твоих родителей родились новые дети. Ну как новые. Сравнительно новые. Одному из них три, другому пять. Маленькие мальчики. Твои братья, как я понимаю. Я бы показал тебе фотографии, которые прислала мне сестра, но, похоже, я их потерял.

[Даже странно, как некоторые вещи напрямую связываются с болью. Теперь салат «Цезарь» всегда будет ассоциироваться у нее с удушающей грустью.]

Матильда улыбнулась, глядя в точку у дяди над головой, туда, где блики огня в камине отражались от антикварного барометра. Они же просвечивали сквозь оттопыренные уши дяди.

Она ничего не ответила.

Когда подали филе, дядя продолжил:

– Ты очень высокая. И худая. И выглядишь необычно, а сейчас это очень модно. Я думаю, ты могла бы стать моделью. И даже поступить в университет.

Матильда пила воду нарочито медленно, прихлебывая.

– О! – сказал он. – Ты думала, я отправлю тебя в университет? Но, видишь ли, мои обязательства насчет тебя закончатся в тот день, когда тебе исполнится восемнадцать.

– Но вы могли бы себе это позволить.

– Да, мог бы, – сказал он. – Но мне интереснее посмотреть, что ты будешь делать. Испытания закаляют характер. Нет испытаний – нет характера. Мне никто ничего не дал. Ни единой вещи. Я всего добился сам.

– И посмотрите на себя сейчас, – вставила она.

Дядя улыбнулся, и все то тепло в нем, что напоминало ее бабушку и почти забытую мать, вдруг исчезло. Матильда почувствовала, как по коже пробежали мурашки.

– Осторожнее, – сказал он.

Нетронутое мясо на ее тарелке стало как будто слегка прозрачным и покрылось пушком.

– Почему вы меня ненавидите? – спросила она.

– О дитя мое, у меня нет к тебе вообще никаких чувств, – сказал он, и это было самое доброе, что Матильда когда-либо слышала от него в свой адрес.

Чавкая, он доел десерт панна-котта, и в складках его рта остался крем.

Им принесли счет. К дяде подошел какой-то мужчина, они пожали руки, и незнакомец зашептал ему что-то на ухо. Матильда осторожно обернулась, потому что краем глаза уловила какое-то движение у двери.

Белая кошка сунула голову в комнату и вытянула все свое гибкое тело, опираясь на передние лапы и неотрывно глядя на связку дров.

Крошечный тигр на охоте.

Какое-то время Матильда завороженно следила за неподвижной кошкой. Единственное, что подавало в ней признаки жизни, – это подрагивающий кончик хвоста. А затем кошка прыгнула без всякой подготовки, и, когда обернулась, у нее во рту уже была какая-то мягкая серая штука. «Полевая мышка», – подумала Матильда. Кошка потрусила прочь, горделиво вскинув хвост. Когда она снова обернулась, увидела, что дядя и его друг смотрят прямо на нее. В их взглядах сквозила насмешка.

– Дмитрий сказал, что ты похожа на кошку. Или что это кошки похожи на тебя, – сказал дядя.

Нет. Она всегда ненавидела кошек. Они казались ей немного бешеными.

Матильда положила салфетку на стол и широко улыбнулась.

9

ЕДИНСТВЕННОЙ, КТО ВОЗВРАЩАЛСЯ К НЕЙ СНОВА И СНОВА, была Рейчел.

Рейчел готовила суп и фокаччу, которыми Матильда потом кормила собаку.

Рейчел возвращалась с Элизабетт и детьми, которые убегали в поля вместе с Бог, до тех пор пока собачка, собрав все колючки в округе, не падала без сил на несколько часов.