Читать книгу "Лед и алмаз - Роман Глушков"

— Гордии! — сдавленно просипел Тиберий. И без того дрожащий, словно осиновый лист, он затрясся ещё сильнее, когда, оглянувшись на пару со мной, узрел движущихся к нам по транспортеру мигрантов. Э, да что Тиберий! Я и сам затрепетал от ужаса, глядя на этих тварей не через бронированное стекло удирающей от них «Ларги», а с расстояния всего в полтора десятка шагов. И, что ещё хуже, расстояние это медленно, но верно сокращалось.

Гордии, чья угроза во всей этой чехарде отошла для нас на второй план, не стали дожидаться, пока мы спустимся с Годзиллы, а сами взобрались на него. Что ж, разумно. И впрямь, зачем гоняться за разбегающимися людьми, когда их можно скопом захватить врасплох там, где у них нет места для манёвров и обороны? Для этой цели мигранты вновь видоизменили свою форму. Теперь они напоминали огромных амеб, которые встали на свои торчащие откуда попало, неодинаковые ножки. Что отразилось и на характере перемещения Гордиев. Переставляя вразнобой столь эклектичные конечности, они то подпрыгивали на ходу, то резко приседали, но при этом ни на йоту не сбивались с шага и не теряли равновесие. Это были самые странные существа из всех, какие я когда-либо встречал в Пятизонье. И, если бы мне не довелось видеть в действии их оружие, а Свистунов не объяснил нам, для чего они изначально изобретались, я вовек бы не догадался, что за странный каприз здешней эволюции они собой представляют.

Вот мигранты поравнялись с «Лототроном», до которого мы так и не добежали. После чего одна из тварей выпустила несколько щупалец, опутала ими контейнер и втянула его в себя, будто чёрная, кишащая змеями трясина. Тиберий при виде этого издал лишь нечленораздельный стон и инстинктивно простёр руки в сторону сожравшей нашу добычу твари, словно пытался ей в этом помешать. Доктор и впрямь возлагал на «Лототрон» ещё больше надежд, чем я. И даже потерпев фиаско на поприще независимого учёного, он продолжал сокрушаться о гибели уже не принадлежащего ему исследовательского материала. В то время как на месте Свистунова нужно было начинать сокрушаться совсем об ином: висящей на тоненьком и уже надорванном волоске собственной жизни.

Зловещая гармония в облике надвигающихся на нас мигрантов притягивала взор и парализовала волю. Но я всё же не утратил чувство реальности и глядел не только на них, но и по сторонам. Оттого и не проморгал момент, когда Годзилла вышел на берег Оби и остановился. Ступать на лёд исполин явно не собирался и занёс над рекой лишь ротор да половину удерживающей его стрелы. А вторая её половина — та, на которой находились мы, — нависала аккурат над береговой кромкой с её снеговыми наносами, похожими на застывший бурун цунами.

Они-то — а вернее, их обточенная ветрами форма — и подвигли меня к дальнейшим действиям. Под нами простиралась всё та же многометровая толща слежавшегося снега, но этот снег был другим. Более дружелюбным к нам, если можно так выразиться. И после того, как я и Тиберий очутились меж двух огней, только на это снежное дружелюбие нам и оставалось уповать. Да и то лишь теоретически. Но, как говаривал один мудрец, нет ничего практичнее хорошей теории. И в этот судьбоносный момент осенившая меня идея выглядела просто великолепно.

Не опуская автоматов, Хряков и его сопровождающие торопливо, но организованно попятились назад, к основной группе. Вступаться за наши жизни они не планировали — самим бы как-нибудь сообща уцелеть. Доносящиеся со стороны «Ларги» крики свидетельствовали: там также заметили мигрантов и приступили к экстренной организации обороны. Горький опыт погибшей экспедиции «Светоча» учил: дюжиной «Карташей» от двух Гордиев не отбиться. А значит, придётся пускать в ход плазменные гранаты, гранатомёты и подствольные ракетницы. До нас же — бывших пленников — здесь больше никому не было дела. И даже если у Хрякова мелькнула мысль приказать мне и Свистунову бежать к катеру, полковник не отдал такой приказ, дабы наше бегство не спровоцировало тварей на преждевременную атаку.

— Ну, доктор, выбирай! — процедил я сквозь зубы, переводя взгляд с мигрантов на торчащие под нами береговые наносы. — Или ты по-прежнему со мной, или теперь ты точно труп! Будь готов прыгать на счёт «два»! Раз!…

— Погодите! А как же?…

— ДВА!

Не оборачиваясь, я вскочил с колен, после чего, бросившись вперёд, как при низком старте, в два гигантских шага достиг ближайшей к нам кромки транспортёра. Никакого, даже символического ограждения на нём не было. И я, оттолкнувшись от заклинившей железной ленты, полетел вниз с двадцатиметровой высоты. Последней моей мыслью перед прыжком было опасение, что если вдруг Годзилла сделает сейчас шаг вперёд, то его ножища опустится прямиком туда, куда я плюхнусь за секунду до этого…

За годы своей верхолазной жизни я напрыгался с различных высот, пожалуй, всеми известными человечеству способами. Это был пусть и специфический, зато бесценный опыт. И когда инстинкты подсказали мне, что в этом падении приземляться надо не на ноги, а на спину, я без колебаний им подчинился. И где-то на полпути между экскаваторной стрелой и береговыми наносами перевернулся в полёте так, как мне предстояло в них врезаться.

За те мгновения, что я падал лицом вверх, удалось мельком выяснить, что произошло на Годзилле сразу после моего бегства. Свистунов опять сделал правильный выбор и, вдохновлённый моим примером, последовал за мной. Разве что разбег у доктора оказался послабее, а верхолазные инстинкты отсутствовали вовсе. Поэтому он должен был приземлиться не на сам нанос, а перед ним, и воткнуться в сугроб ногами. Последнее могло обернуться для него переломами лодыжек, если Тиберий пробьёт ботинками рыхлый слой сегодняшнего снега и достанет до слежавшегося старого.

Ну да ладно, вскоре будет видно. Главное, Свистунову хватило духу прыгнуть, потому что как раз в эти мгновения на экскаваторе завязался бой. Автоматные очереди и импульсы армганов прорезали пространство над транспортером, били по металлу и жгли его, разбрасывая во все стороны снопы искр. Но, невзирая на плотный огонь, две чёрные тени, наоборот, ускорили ход. Распустив щупальца, они продолжали двигаться навстречу яростно отстреливающимся чистильщикам. Ещё немного, и мигранты настигнут отступающую к катеру группу Хрякова…

Этого я увидеть не успел, поскольку дальше мне пришлось следить не за Грободелом, а за собой. Упал я почти туда, куда целился, промахнувшись всего-навсего на несколько шагов. Вполне допустимая погрешность. Главное, я попал в нависающий над рекой козырек наноса, а не перед ним. Или, что вышло бы совсем скверно — перелетел бы через него и шмякнулся на речной лёд. Который, хоть и был покрыт снегом, но для мягкой посадки совершенно не подходил.

Далее всё шло пусть не как по маслу, но тоже вполне терпимо. Приземление спиной помогло мне не зарыться глубоко в сугроб. Так что я не проткнул козырек, а отломил от него внушительный пласт величиной с половину баскетбольной площадки. Это усилило амортизацию и сделало мою посадку ещё безболезненнее. Просев, фрагмент козырька тут же ухнул подо мной на склон наноса и покатился по нему, разваливаясь на куски и порождая за собой снежный оползень. Последний в итоге настиг меня, захлестнул и поволок кубарем вниз, на речной лёд.