Читать книгу "Свинцовый закат - Роман Глушков"

– Стариковская сентиментальность? – усмехнулся я. – Или мимолетная слабость?

– Просто красота и ничего больше, – ответил компаньон. – Кто-то ее замечает, кто-то – нет. А кто-то начинает обращать на нее внимание лишь тогда, когда приходит время. Жаль только, что случается это зачастую слишком уж поздно…

Глава 18

Мы вторглись на пустынный стадион «Авангард» в тишине, под чавканье моих промокших ботинок да скрип разболтанных колес волокуши. Укутавший Припять ранний сентябрьский снег быстро таял, превращая созданную им зимнюю сказку обратно в привычный нам мир. Который, естественно, был отнюдь не таким привлекательным, но пока его опять не заполонили мутанты и аномалии, он выглядел куда лучше, чем под гнетом этих выходцев из Преисподней. Выпав в финале отгремевшей бури, снег стал для Зоны все равно что белоснежным полотенцем, коим она начисто утерла свой лик, отмытый Буревестником от застарелой грязи. И теперь, когда банная процедура завершилась, Зона предстала пред нами практически в первозданном облике. Такой, какой она была до Второго выброса: пустынной, безмолвной и запущенной.

В плане запущенности «Авангард» являл собой один из наиболее показательных примеров. За четверть века футбольное поле успело полностью зарасти деревьями и кустами. И лишь обрамляющая его беговая дорожка да сохранившаяся трибуна давали понять, что мы вступили именно на стадион, а не в заброшенный сквер. Прежде самое заметное место здесь было, конечно же, в центре спортивной арены. Но сегодня, чтобы попасться кому-нибудь на глаза, нам следовало взобраться на самый верх трибуны. Что мы и сделали, хотя буксировать Тимофеича по крутым ступенькам оказалось той еще морокой. Благо, местный «Авангард» был далеко не чета московскому, и высота его единственной трибуны исчислялась всего-то шестнадцатью рядами скамей. Мало-помалу я втащил тяжелую волокушу на огороженную бордюром, узкую верхнюю площадку и, устроив на ней Кальтера поудобнее, устало плюхнулся рядом на обшарпанную скамейку.

Все, баста! Дальше дороги нет. Вот он, персональный «монолит» искателя лучшей жизни Константина Куприянова. Осталось лишь выяснить, осуществит ли он свое заветное желание, или мы проделали весь этот путь, идя на зов призрака. Если верить майору, все должно выясниться через двадцать минут. Что ж, потерпим…

По выходу из кафе «Олимпия» Кальтеру опять стало худо, и мне пришлось ввести ему очередную дозу морфина. Однако, судя по частому и шумному дыханию, плотно сжатым губам и подергивающемуся лицу Тимофеича, лекарство ему уже не слишком помогало. Вдобавок компаньона охватила лихорадка. Его поминутно бросало то в жар, то в холод, но он продолжал стоически терпеть мучения, явно будучи уверенным, что они при любом раскладе скоро прекратятся. Мне было тяжко наблюдать, как этот старый солдат неумолимо проигрывает битву со смертью, но все, чем я мог ему помочь, я сделал. Остальное, увы, было уже не в моей власти.

Дьявольский циклон больше не сыпал нам на головы осадки: ни смертельно опасные, ни безвредные. Судя по тому, как разрослась туча, Буревестник обработал ураганом не только окрестности ЧАЭС, но и остальные территории Зоны. Только последние, надо полагать, испытали на себе не такую свирепую ярость стихии, как Припять. По крайней мере, я не припоминал, чтобы когда-нибудь Свалка или Бар оказывались на метр залитыми водой и выдерживали столь длительную бомбардировку крупным градом.

Не знаю, почему, но я был уверен, что после сказочного снегопада Буревестник вряд ли переменит милость на гнев. И пусть туча упорно не рассеивалась, теперь я ее почти не боялся. Гигантский свинцовый жернов продолжал вращаться над нами, но, кажется, он делал это просто по инерции, словно раскрученный, а потом оставленный в покое маховик. Я пялился на него, надеясь узреть в вышине что-нибудь любопытное, но на фоне унылой небесной серости не вырисовывалось пока никаких предвестников обещанного Кальтером чуда. Он же с момента последнего болевого приступа не проронил ни слова, предпочитая справляться с терзающими его муками молча. Я не сомневался, что доведись ему умереть в сознании, он сделает это так же невозмутимо, без криков и стонов. И потому не спускал с него глаз, надеясь успеть попрощаться с ним перед тем, как он отойдет в мир иной. Да, хотелось бы и мне, когда пробьет мой смертный час, пройти свой последний путь так, как шел по нему изувеченный, но не сломленный майор Куприянов. Получится у меня это или нет, увидим, но теперь я хотя бы знаю, на кого равняться.

За пятнадцать минут до назначенного времени над трубой Саркофага – там, где три часа назад зародился циклон, – в туче образовался разрыв. Небольшой, диаметром чуть шире той же трубы, но не заметить его было нельзя. И все потому, что в брешь тут же ударил багровый луч заходящего солнца. Упав на Саркофаг, этот единственный на многие километры вокруг источник света придал самому мрачному сооружению Зоны неестественно жизнерадостный вид. Казалось бы, дикость, но вот ведь парадокс – именно так оно и было! Даже соседние с Четвертым энергоблоком обычные высотные здания выглядели сейчас бледными и неприметными. В то время как осененная «божьим перстом» железобетонная громадина сверкала багрянцем настолько ослепительно, что я поневоле прищурился, когда смотрел на нее.

А через минуту уже вся ЧАЭС купалась в потоках этого сияния, поскольку разрыв над станцией взялся расширяться теми же темпами, какими прежде разрастался циклон. Только тогда тяжелый серый жернов вращался на светлом небесном фоне, а теперь все происходило наоборот. Огромный, но легкий сверкающий диск выгрызал тучу изнутри, планомерно отвоевывая у нее небосклон и изливая на землю все больше и больше солнечных лучей. Восхитив нас короткой зимней феерией, Буревестник, похоже, решил пойти дальше и разыграть перед нами действо, которое повергло бы в благоговейный трепет любого верующего, неважно, какому богу он молится. Ибо чем еще, кроме вмешательства Всевышнего, эти люди могли бы объяснить столь зрелищную и неоспоримую победу Света над Тьмой?

Спустя еще несколько минут он добрался и до «Авангарда». Двигающаяся от Саркофага световая волна обдала нас остатками вечернего тепла и слегка развеяла мое тягостное настроение. Ощутив ее животворную силу, Кальтер задышал ровнее, а его напряженное от боли лицо расслабилось. Туча, которая напоминала теперь титанический серый бублик, отступала по всем фронтам к периметру Зоны, даруя нам возможность насладиться чистейшим, без единого облачка, закатным небосклоном. Обидно, что самого солнца не было видно. Оно скрывалось за уходящей тучей и, по всем приметам, должно было зайти за горизонт еще до того, как небо окончательно прояснится. Хотя с моей стороны это были уже придирки. Огромное спасибо Буревестнику и за тот подарок, который он нам преподнес, когда мог вполне ограничиться тем, что просто оставил нас в покое.

– Время! – произнес Кальтер первое слово за минувшие полчаса. Он не спрашивал, сколько сейчас пополудни, – майор всего лишь констатировал факт, что отпущенный нам срок истек. Я машинально глянул на часы и с удивлением обнаружил, что, не имея возможности самому следить за временем, Тимофеич ошибся всего на восемь секунд. При том, что в последний раз я отвечал ему на этот вопрос аж в кафе «Олимпия»! Неужто терзаемый адскими болями и лихорадкой компаньон умудрялся вести в уме отсчет до «часа икс», да к тому же ни разу не сбился? Немыслимо! А может, только этот педантичный отсчет секунд и помог Кальтеру сохранить рассудок и не рехнуться от боли? Пожалуй, лишь сейчас я в полной мере оценил железную выдержку этого старого боевого пса. Оценил и чисто по-человечески ею восхитился.