Читать книгу "Наследник - Алексей Кулаков"

– Тпрру! Ну-ну.

Успокоив своего Ветерка ласковым похлопыванием по шее, боярин Канышев повернулся к ученику, молча ожидая, пока тот примет поданную ему Мишкой Салтыковым саблю. А заодно определяя – не перестарался ли он с силушкой, не «отсушил» ли царевичу руку?.. Успокоенно хмыкнув, Аким нехотя открыл рот:

– С рогатинкой у тебя покамест сподручнее выходит, Димитрий Иванович. Зачем саблю прямо выставил? Сколько раз говорено – чуток руку отведи или обушок как надо подставь – чужой клинок в сторонку сам и соскользнет. А за ним и супротивник тебе под добрый удар подставится. Вот так.

Дядька царевича немного отвел оружную руку в сторону:

– Бей.

Клац!

Скругленный кончик взрослой карабели несильно ткнул наследника в живот – вернее, в надежно прикрывающие его пластины бахтерца[143].

– Или вот так. Бей.

Клац-цзанг!..

Сабля вновь беспрепятственно щелкнула по правому наручу и замерла, прижавшись к его гравировке.

– Видишь? А потом можно еще вот так посунуть.

Гнутая карабель медленно скользнула вперед, бережно придавив кольчугу напротив горла.

– Понял.

– Хорошо. Тогда повторяем отбив с ударом дюжину раз. И!.. Раз-два-три!

Шшдон-клац-клац!..

Час спустя боярин Канышев довольно кивнул, признав тем самым, что его подопечный усвоил еще несколько полезных финтов и ухваток. Оглядев поле, основательно перепаханное копытами жеребцов, и сотню царевичевых стражей, окруживших это самое поле, Аким перевел взор на два десятка княжат и бояричей. Порядком уже взопревших в своих тягиляях и шеломах, давно утративших должную резвость движений и с нескрываемым вожделением поглядывающих на кувшины с прохладным квасом в руках немногочисленной дворни. Мысленно поморщился (его гоняли до тех пор, пока он мог держать в руках оружие!) и кивнул одному из помощников.

– За-акончили!..

Посыпались на землю тяжелые дубовые «сабли», следом забрякали островерхие шеломы, довольно загомонили мальчишечьи глотки, а его основной ученик, выждав немного, тихо напомнил-поинтересовался:

– Наставник?..

Оставаясь внешне полностью невозмутимым, а про себя преисполняясь довольства, боярин скучающе поинтересовался:

– Рогатина?

– Шестопер!..[144]

Уже привыкшие к тому, что боярин и его подопечный в конце каждого занятия устраивают «прощальный» учебный поединок, помощники быстро принесли им по небольшому круглому щиту, вдобавок забрали учебную саблю наследника и поднесли вместо нее увесистый пернач[145]на длинной ручке.

Сшшии-клац!

Звякнув саблей по чужому умбону, Аким тут же подставил свой щит.

Тумм!..

В который уже раз подивившись, сколь силен Димитрий Иванович для своих невеликих лет, боярин аккуратно «погладил» его по шлему, вскользь отбил несколько быстрых и довольно сильных ударов, после чего и поставил в их поединке точку – шлепнув тупой карабелью по выставленной вперед ноге. Плашмя, разумеется. Помнится, года этак с три назад он одному ногайскому мурзе таким же вот ударом ногу до кости рассадил… В аккурат перед тем как снести его голову. Левая рука словно сама собой погладила богато изукрашенный золотыми и серебряными пластинами пояс, как раз доставшийся ему с того самого мурзы. На добрую и долгую память, хе-хе!..

– Наставник.

Ответив кивком на легкий поклон наследника, боярин Канышев проводил своего воспитанника очень внимательным взором, в который уже раз подмечая ту легкость, с коей он помахивал в воздухе совсем не легким перначом, и отсутствие видимых признаков усталости. Настоящей усталости, когда трясутся руки и подкашиваются ноги, а не легкой испарины и учащенного дыхания. Отогнав от себя мысли о том, что слишком уж быстро дается наука воинская будущему великому князю, воин пробормотал, с некоторым усилием возвращаясь к делам насущным:

– Да. Беда-беда, огорчение…

По всему выходило, что сабельку первенцу великого государя вновь придется заменить. И лук – больно уж легко он свой старый растягивает. Правда, с меткостью у царевича покамест было не очень, но определенные успехи явно просматривались. М-да. Вот брат его меньшой, Иван Иванович, – тот метал стрелы так, что любо-дорого!.. Для восьмилетки, конечно. И с саблей уже был неплох. Зато Димитрий Иванович был исключительно хорош с рогатиной (года через три и он не отмашется!), да и к шестоперу вроде как проявил талант…

– Боярин?

За своими размышлениями дядька старшего из царевичей совсем не заметил, что остался на поле почти в полном одиночестве: он сам да трое его помощников, терпеливо ожидающих разрешения удалиться. С легким раздражением махнув на них, Канышев чуть сжал колени, направляя своего Ветерка вслед за иродами, отвлекшими его от важных мыслей. Даже не мыслей, а целого выбора, важного и непростого: поучить ему своего подопечного отбивать саблей стрелы – или ну его? От такой науки синячищи по всему телу, да такие, что… А приключись что не так – ему ведь даже и кол за милость покажется. С другой же стороны – раз он наставник, так и должен научить отрока всему, что умеет сам.

Задумчиво поковыряв одну из серебряных пластин на поясе, боярин внезапно посветлел и едва ли не заулыбался: а чего это он ломает голову? Лучше на следующем занятии бросит пару намеков ученику, а уж тот, если заинтересуется, сам выпросит у великого государя разрешения.

– От так. А я пока поучу его из самострела[146]пулять. Лишним не будет!..

Часом позже даже и не подозревающий о мучениях своего наставника царевич Дмитрий медленно встал на сложенный втрое рушник, оставив позади лохань с водой, пахнущей дорогим мылом. Перетерпел короткое вытирание, прошлепал голыми ногами сквозь все светлицы до опочивальни, где и завалился с довольным видом на свое ложе. Чуть отодвинулся, освобождая место для верной Авдотьи, прикрывшей его еще одним рушником, затем положил ей голову на бедра, позволяя разбирать и расчесывать мокрые пряди волос, а сам прикрыл глаза и замер, старательно припоминая недавние занятия.

«Ну что сказать. Похоже, родовитые детки окончательно притерлись друг к другу и даже поняли, к кому я равнодушен, а кого лучше не задевать».

Действительно, в последнее время в свите десятилетнего наследника престола Московского и всея Руси царила тишь да гладь, да Божья благодать: никто ни на кого не шипел, громкие выяснения отношений тоже ушли в прошлое, и даже Тарха Адашева и то со всей старательностью не замечали. Более того, некоторые княжата начали открыто перебрасываться шуточками, ненавязчиво (как им казалось) вовлекая своего господина в свои немудреные разговоры или даже игры. Вроде последней, когда дядьки выставили в полусотне шагов рядок тонких чурочек, а их подопечные в них стреляли, похваляясь быстротой да меткостью.