Читать книгу "По головам - Джордж МакМаннан"

– Хорошо, – ответил Максименко, – скоро буду.

Дежурный врач убрал телефон в карман брюк и закурил сигарету.

Лёгкий тремор рук выдавал царящее в нём волнение.

– Может отправить машину? – поинтересовался дежурный офицер Кижуч.

Врач лишь кивнул в ответ.

* * *

«Слеза скатилась по щеке и осела в уголке губ. Она силилась, а внутренний голос неустанно твердил, что нельзя плакать, но эмоции оказались сильнее и брали своё, и слезы непроизвольно наворачивались на глаза. Внутренне она хотела кричать и плакать, и не оставалось сил сдерживать в себе безумную горечь от нахлынувших чувств.

«К чёрту!» – она мысленно послала всё.

И Наташа расплакалась.

– Вот как всё вышло, – спустя некоторое время, когда эмоции улеглись, тихо начала она, – снова рядом. Через столько лет, полных надежд и веры, что всё будет хорошо, мы снова вместе. Хотелось бы повернуть назад и в последний вечер не отпускать ни тебя, ни себя. Не поддаваться на провокации судьбы и успешной карьеры, потому что не они согревают долгими одинокими ночами. Совсем не они.

Наташа рукавом форменного военного пиджака вытерла с щёк и глаз слёзы.

– Я никогда не переставала любить тебя! Ни на секунду не выбрасывала тебя из памяти, хотя очень хотела. Ни на мгновение не забывала твоего образа. Закрывая глаза, чувствовала твои прикосновения, нежные и наполненные любовью. Скажи, почему судьба распорядилась именно таким образом? Скажи мне!

Наташа небольшим кулачком изо всей силы, ударила по серому могильному камню с выгравированной надписью «Игорь Кириллов». В ответ Наташе с фотографии широко улыбался молодой человек.

– А ведь я так и не сказала тебе, – тихо продолжила Наташа, – я люблю тебя!

И поцеловав ладонь, передала поцелуй фотографии».

* * *

«Убрав чёрную вуаль с лица, она присела рядом с серым могильным камнем, от которого веяло холодом и безразличием.

– А Лизонька стала совсем большой, – тихо начала она, – такая красавица, что отбоя нет от парней. Даже не знаю, как буду справляться, – она хотела улыбнуться, но эмоции давили горечью и печалью.

– Пошла вся в тебя, – небольшая пауза, – такая же своенравная и характерная. Заканчивает экономический факультет, представляешь, сама поступила в Московский государственный университет. Хотела тебе сказать раньше, но никак не могла найти тебя.

Она опять запнулась.

– Хотя, кого я обманываю, – сказала уже скорее сама себе, – Толя, прости меня. Ведь я тебя даже не искала, всегда была уверена, что ты как из стали, проживёшь долго. Боже! – она с трудом сдерживала подступающие слезы, – как я ошибалась. Ошибалась во всём и всегда. Знаешь, столько лет прошло, как будто целая вечность.

В лицо дунул легкий тёплый ветерок, чуть задержался в волосах, словно кто-то аккуратно провёл по ним ладошкой.

– Знаешь, я скучала по тебе. Сейчас можно признаться, даже не столько тебе, сколько самой себе, что очень сильно скучала. Почему-то так случается, что понимание того, что потеряно, приходит тогда, когда назад ничего не вернешь. Я могу тебе сказать, что ты, Анатолий Смирнитский, беззаботный парнишка-курсант, которого я встретила давным-давно – когда небо было голубее, деревья выше, а листва зеленее – всегда являлся моим смыслом жизни. И теперь, осознав это, я не представляю, как смогу жить без тебя.

– Мама? – подошла молодая девушка, одетая в строгое чёрное платье на пример матери. – Мама, ты плачешь?

– Лиза, – она никак не ожидала, что дочь вернётся за ней, как не заметила слёз, что скатывались по щекам, – зачем ты вернулась? Мы же договорились, что ты будешь ждать в машине.

– Да, – смутилась Лиза, – но ты долго не шла, а потом я увидела, как ты гладишь рукой эту могилу. Кто он?

Она прикусила нижнюю губу от досады. Посмотрела сначала на могилу, где выгравировано просто «Смирнитский Анатолий Иванович» и годы жизни, потом на дочь, потом снова перевела взгляд на могилу.

– Это, Лиза, самый замечательный человек.

Дочь стояла недоумевая.

– Мама? – не понимая, спросила она.

– Это твой папа, Лиза».

* * *

Осознать это было непросто. Особенно, когда перед тобой, как живые, стоят люди, которых ты знал, а кого-то любил. Смирнитский посмотрел с тоской на растворяющуюся вдали Марину.

– Она уходит? – спросил Смирнитский.

Игорь кивнул.

– Просто потому, что она ещё живет, Иваныч.

Смирнитский горько хмыкнул, а по щеке скатилась скупая мужская слеза.

– Как это было? – спросил он, обращаясь к Игорю.

Кириллов выждал небольшую паузу, словно собирался с мыслями. Оказывается, даже умерев, ты не утрачиваешь чувств, боли и эмоций. И оказалось, это тоже принять непросто.

– Восемь часов боли, полковник. Борьба со смертью на грани.

– Скажешь, что у меня судьба такая? – оборвал Игоря Смирнитский. – Что я своё прожил?

Игорь пожал плечами.

– Оглянись по сторонам.

А вокруг всё собиралось и органично сплеталось воедино: зима и лето соседствовали друг с другом, а на фоне облетающей с деревьев листвы летали хлопья тополиного пуха, и пахло надвигающейся грозой, когда на безупречно голубом небе светило яркое солнце. Это место особое уже потому, что такое знакомое казалось совершенно неизвестным. Не чужим, просто незнакомым, но по ощущениям таким родным и успокаивающим.

– Смотри, – Игорь показал в направлении, где ровный ряд тополей уходил за горизонт, сливаясь с небом, и Смирнитский обернулся, – видишь?

Смирнитский видел, но не понимал, как такое может быть.

– Но как? – голос чуть осип.

Смирнитский явственно увидел небольшой отряд, который он знал поименно во времена службы на 12 пограничной заставе, где произошел бой. Отряд, словно мираж, расплывался в мареве от нагретого солнцем асфальта, но полковник воспринимал каждую черту, каждую, даже самую мелкую, деталь. Вон, во главе, стоит Мишка Майборода, сержант, что прикрывал отход, а вон остальные члены заставы.

– Я думаю, что это место, где в одно мгновение пролетает вся жизнь. Особенное место, что-то вроде зала ожидания в аэропорту.

– Да? – нахмурился Смирнитский. – Значит, получается, что именно сейчас я ухожу?

Игорь утвердительно кивнул.

– Но скажи, почему мы?

Кириллов тяжело вздохнул.

– Ответа на этот вопрос никто и никогда не получит. Самый разумный ответ кроется в самом неразумном объяснении: «так получилось». Но я думаю, что наши жизни – это плата за гармонию Вселенной. Звучит бредово в стиле Паоло Коэльо, но что-то в этом роде.