Читать книгу "Череп в небесах - Ник Перумов"

Мы контратаковали. Едва пять десятков десантников, без тяжёлого вооружения, с рёвом бросились на Дбигу, причём рёв этот слышали только мы сами, и напугать, даже теоретически, противника он никак не мог. Госпожа политпсихолог не кланялась взрывам, и Дбигу словно бы в растерянности отступили перед её натиском.

Контратака удалась.

…Батальон майора Мёхбау «закрепился на новых позициях». Омега-восемь, весёлая и зелёная планета. Здесь хватало горных вершин, просторных степей и крутых холмов. Оседлав такую гряду, мы и остановились; километрах в пяти, если верить моему дисплею, проходил «передний край обороны противника».

От Дбигу мы оторвались. Собственно говоря, октопусы нас и не преследовали. Вся их вылазка больше напоминала хозяина, вышедшего пнуть докучающую пустолайку. Пнули – и убрались к себе обратно.

ПВО и ПРО у них почти абсолютная, если сбивает даже активно маневрирующие сверхзвуковые крылатые ракеты. И нет им до нас особого дела. Не враги они, эти люди. Мёртвые врагами не бывают. Даже если ещё могут швыряться ядерными боеголовками.

На этом месте моя логика неизменно давала сбой. Цивилизация потому и цивилизация, что действует, руководствуясь разумом. Иначе она просто не в состоянии достигать поставленных целей. Равно как и ставить оные.

Конечно, муравьи способны возводить циклопические (если учесть собственный размер строителей) сооружения, однако Дбигу-то ни с какой стороны не муравьи!

Наступала наша первая ночь на Омеге, рота развернулась, закопалась в землю, нам подбросили тяжёлого вооружения, приготовились к работе зенитные комплексы, всё по уставу. Сообщили, что комадование пыталось достать «объект Ночь» с воздуха и с орбиты – безуспешно. Дбигу продолжали методично разрушать всю созданную поселенцами инфраструктуру; флоты над Омегой обменивались ракетными залпами и держались подальше друг от друга.

Исход боя, как встарь, должна была решить пехота.

Я не находил себе места, однако больше ничего не чувствовал – жуткая армия Дарианы Дарк больше себя никак не проявила. И тут…

– Господин лейтенант?

– Гилви? – удивился я. – Что ты тут делаешь? Штаб бригады высаживается только завтра!

– Упросила Валленштейна взять меня с собой в первой волне, – dame шарфюрер точно рассчитанным движением поправила волосы. На Гилви даже камуфлированный бронекомбинезон сидел, словно вечернее платье. – А ты хорошо тут устроился, Рус!

В наскоро выкопанной землянке…

– Да уж, – хмыкнул я. – Как у тебя, Гил?

– У меня? – она смешно округлила глаза. – Да что у меня может быть, у тыловой крыски? Вот вы – это да! Я давно у Валленштейна прошу, чтобы он меня в поле бы перевёл.

– Что тебе там делать? – искренне поразился я. – В сестры милосердия решила податься?

– Зачем в сестры? На это другие есть. Более квалифицированные. А я могла бы работать оператором разведывательного или ракетного комплекса, наводчицей, расчётчицей… мало у нас вычислителей в боевой цепи?

– Хватает, – кивнул я. Нет, зря Валленштейн так безоговорочно вычеркнул её из круга подозреваемых. Я не вычёркивал ни на день, ни на миг.

– Расскажи, – она села рядом, коснулась тонкими пальцами моей ладони. – Расскажи, как вчера всё было? Валленштейн чуть не рехнулся, ваши доклады слушая. Видео шло с перебоями…

– Да вы ведь всё равно больше нашего увидели! – попытался увильнуть я. – Сколько каналов транслировало на штаб и сколько – ко мне? Да и ничего особенного мы не видели. Ну, осьминоги. Ну, в броне. Танков или другой техники – не появлялось. Так что… – я развёл руками.

Она сидела совсем близко, и я чувствовал слабый аромат знакомых духов. Гилви не изменила своим привычкам, даже сменив легкомысленный наряд «подружки» на чёрный мундир Государственной Тайной Полиции.

– А как твоя опухоль? Ну, помнишь…

– Помню, – перебила она меня. Достаточно резко перебила. – Как такое забудешь… яйцеголовые от меня отступились, шрам исчез, опухоль сошла, разве что синяк небольшой остался, запудривать приходится, когда… на свидание идёшь, – она лукаво стрельнула глазками.

– И ничего не болит? Не беснопокит?

– Нет. А почему ты спрашиваешь, Рус?

– Просто беспокоюсь, – соврал я. – Потому что больше никого не знаю, кто бы под Тучей выжил.

– Тогда, в бункере, не одна я уцелела, – возразила Гилви.

– Верно, верно, просто где они все – а ты рядом, кого ж ещё спрашивать?

…Может, я ошибся? И она на самом деле никакой не биоморф?

И я всматриваюсь в самую глубь её глаз, подобно тому, как на этой же планете не так давно всматривался в парящего над потоком слизи «жука»-биоморфа; я произношу те же ничего не значащие слова, которые, конечно же, нельзя воспринять; первое мгновение Гилви смотрит недоумевающе, потом, превратно истолковав мои намерения, удовлетворённо улыбается и тянется ко мне губами, старательно зажмурившись, словно перед первым поцелуем в жизни; и в этот миг во мне словно что-то вспыхивает, огненная волна боли прокатывается по всем нервным стволам, я с трудом, но сдерживаю стон. Гилви испуганно отдёргивается, однако я перехватываю её за предплечье и дёргаю к себе.

– У меня для тебя есть новость, Гилви, – сказал я, вновь глядя ей в глаза, прямо и жёстко. – Сказать, какая, или ты догадаешься сама?

– Рус, ты чего? Чего ты? – забормотала она, правда, не делая попыток высвободиться. – Я так обрадовалась… вдруг ты наконец-то решился меня поцеловать…

– Да, возможно, нам с тобой есть все резоны целоваться, – кивнул я. – Мы с тобой одной крови, ты это знаешь?

– Одной крови? Ну да, мы оба белые, что ещё-то? – удивилась Гилви. – Я лазила в твои медфайлы… Ничего общего, HLA-набор совершенно разный…

– Ты лазила в мои файлы? Зачем?

– Хотела… – она покрывается краской. – Хотела узнать, совместимы ли мы генетически. Нет ли каких-то… противопоказаний. Хотела… от тебя ребёнка. – Гилви низко опустила голову. – Мечтала, дурёха. Такой муж, думала, пропадает. Такой парень холостым ходит. Чего медлишь, глупая, себе говорила. Ведь сохнешь по нему, как есть сохнешь! Как подумаю, что ты меня обнимаешь, ме-е-едленно так: веришь ли, нет, аж дрожать начинаю! Вот и смотрела. Глупая была, да? Ты ж мной брезговал, ещё когда я в «подружках»… – голос у неё задрожал, Гилви быстро всхлипнула и отвернулась.

Однако как ловко она уводит разговор в сторону, подумал я и сам поразился своей холодности. Да, когда мы торопиливо и неловко занимались любовью с Далькой, Гилви в своей «подружечной» ипостаси настойчиво мелькала у меня перед глазами, но сейчас, когда я уже почти не сомневался, что она – биоморф, все игривые мысли как ножом отрезало. Наверное, я надеялся, что ошибусь, что не почую в ней ту отравленную кровь, текущую в моих жилах; но ошибся. Я не знаю, что во мне воззвало к «родственному» в несчастной Гилви, однако «моё» получило ответ. Я больше не сомневался. Своеобразное «сродство» моё к биоморфам, способности чувствовать их росли от недели к неделе.