Читать книгу "Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни"

— Ничего подобного, — возражала ей Пиши, уперев руки в бока. — Настоящая бабушка — та, кто любит больше других. Любовь важнее кровного родства. Кроме того, она намного красивее, чем ты когда-то. И вообще, ты никогда толком не умела обращаться с детьми. Гури! Гури! Опять она подкралась и забрала у нас малышку Дайю!

Меня забавляло, что каждая из них считала Даиту своей. Даже Сингх-джи довольно бесцеремонно отнимал у меня дочку и, отправив меня спать, садился с ней в кресло, качал ее и лопотал что-то, а она, вцепившись в его бороду, радостно смеялась. Недовольная Рамур-ма не отходила от них ни на шаг, чтобы «этот старик, который, наверное, ни разу в жизни-то не держал ребенка, не уронил нашу малышку Дайю».

Я могла остаться наедине со своей дочерью только когда кормила ее, и то были самые счастливые минуты. Я разглядывала ее, любуясь снова и снова крошечными изящными пальчиками на руках и ногах, прозрачными изгибами ушей, похожих на лепестки; буйными завитками пушистых волос, лежащих на моей груди, и ямочкой на подбородке. Я шептала ей, что хочу, чтобы она была смелой и сильной, еще смелее и сильнее, чем я. Я пела песни и рассказывала сказки. Даита жадно и шумно сосала грудь, словно не обращая на мои слова никакого внимания. Но я знала, что она впитывает каждый звук.

Сегодня я решила рассказать ей о Преме.

— Жил-был один мальчик, — начала я, — самый прекрасный из всех мальчиков и самый счастливый. Когда он вырос в животе мамы до размеров горчичного зернышка, он уже был самым мудрым из всех детей и советовал матери, что делать. Когда он был размером с лимон, он уже умел петь, танцевать и кувыркаться. А когда он стал размером с помело, то мог сутки напролет рассказывать наизусть двадцать четыре священные книги. Боги, в изумлении посмотрев на него, сказали, что он слишком хорош для несовершенного мира людей. Поэтому они забрали его из чрева матери и превратили в звезду, чтобы он никогда не узнал страданий, с которыми мы сталкиваемся каждый день. Я покажу тебе его прямо сегодня. Он будет смотреть на тебя своими звездными глазами и обязательно полюбит, потому что ты его кузина. Так что у тебя всегда будет на небе друг, который будет вести тебя вперед, когда в том будет нужда.

Тут открылась дверь моей комнаты. Я поправила сари, чувствуя досаду оттого, что нам помешали.

— Судха, ты уже покормила Даиту? К тебе можно войти? — спросила мама извиняющимся тоном, который меня так раздражал. — К тебе пришли.

Я повернулась и увидела смущенного Ашока, с плюшевым медведем в руках, в два раза больше, чем Даита. И сама засмущалась, когда мама так многозначительно закрыла дверь, чтобы оставить нас наедине. Я бросилась открывать дверь, но Ашок взял меня за руку, и мое сердце забурлило и успокоилось.

— Судха, я должен попросить прощения у тебя и твоей дочери, — сказал Ашок, глядя на Даиту. А она, глупая, радуясь всем без разбора, улыбалась ему во весь рот.

— Ты ничего мне не должен, — сказала я с раздражением. Неужели он не понимал, как мне тяжело было снова его видеть? Каждый раз, когда я думала, что я уже перевернула эту страницу, Ашок снова появлялся в моей жизни, как неуместный постскриптум в письме.

— Можно мне взять ее? — спросил Ашок.

Я с неохотой передала ему Даиту. Но я не могла сдержать улыбку, глядя на них, хотя боль от того, что мы не смогли остаться вместе, хоть были так близки друг к другу, еще не прошла. Ашок так нервничал, как будто Даита могла укусить его или, по крайней мере, испачкать его сверкающую белизной рубашку. Я вдруг злорадно подумала, что хорошо бы она так и сделала — Ашок заслужил это, ведь он не захотел принять мою дочь. Но она, конечно, как идеальный ребенок, только гулила и протягивала к его лицу свои толстенькие, в ямочках ручки.

— Я не очень хорошо умею обращаться с детьми, — сказал Ашок. — У меня совсем нет опыта, у меня ведь не было ни племянников, ни племянниц. Но я научусь. Как ты считаешь?

Я смотрела на него, нахмурившись, — я была совершенно не настроена говорить загадками.

— Я думал о нас все последние месяцы. Я был не прав, когда заставил тебя выбирать между собой и ребенком. А теперь, когда я увидел вас вместе, то окончательно убедился в том, что никто не должен разлучать вас. Вот… — тут он судорожно сглотнул слюну, и я поняла, что он нервничает не только из-за Даиты. — Судха, ты выйдешь за меня замуж? Ты научишь меня любить твою дочь?

Ашок неловко дотронулся до подбородка Даиты.

На долю секунды мое алчное и забывчивое сердце дрогнуло. Ашок и я. Этот старый, манящий сон, начавшийся в кино. Хотя нет, он начался еще со сказок, которые рассказывала нам Пиши. И вот, наконец, последнее препятствие рухнуло, последняя гора из черепов была преодолена, последнее чудовище было обезглавлено. И произошло самое главное волшебное превращение: принц и принцесса превратились в обычных людей, но всё еще считали друг друга достойными любви.

Я смотрела на Ашока, держащего на руках мою дочь, и понимала, что он будет хорошим и любящим отцом. И если в нем была нежность — а я знала, как ее много в Ашоке, — то Даита вытянула бы ее наружу.

Но тут я вспомнила об Анджу. Моя отчаявшаяся сестра ждала меня, ходила на прогулки, ела каждый день шпинат и снова училась улыбаться. Я была уверена, что она уже стала делать уборку в квартире, предвкушая мой приезд, ведь мне могли выдать туристическую визу в любой день. Анджу, чей отец остался бы жив, если бы не мой отец. Анджу, чей сын, может быть, не умер бы, если бы не…

От такого дежавю у меня даже закружилась голова, и я крепко закрыла глаза. Слишком поздно, слишком поздно. Всё в моей жизни происходило не вовремя.

— Ашок, мне очень жаль…

— Не стоит. Я знаю всё об Анджу, твоя тетя Гури рассказала мне. Я понимаю, что ты должна поехать к ней и поддержать ее. Не беда. У тебя ведь временная виза, через несколько месяцев ты вернешься. Я буду ждать тебя. Если уж ждал все эти годы, то смогу подождать и еще немного.

Сердце мое немного успокоилось. Его переполняла благодарность, сладкая, как мед. Наконец-то, хоть раз в жизни, мне не придется выбирать между двумя любимыми людьми. И тут я сказала фразу, которая удивила меня саму не меньше, чем Ашока:

— Я не уверена, что вообще вернусь.

И вдруг я поняла: да, я еду ради Анджу и ради Даиты, но больше всего — ради себя. Я знала, что это будет не сказочное путешествие на крылатом коне, с легкостью перелетающим через препятствия, но тем не менее я не собиралась отказываться от этой поездки. Хотела ли я вернуться? Даже если я вернусь, буду ли я счастлива, вновь связав свою жизнь с прихотями мужчины, пусть даже такого доброго, как Ашок? Я не знала. Эта тоска, которая переполняла мою душу каждый раз, когда я думала об Ашоке, — любовь ли то была? Я уже не была уверена. То чувство было так не похоже на непреодолимую внутреннюю связь с сестрой и дочерью.

В своем последнем письме Анджу написала, что хочет открыть магазин одежды. Мы начали бы скромно, Анджу улаживала бы денежные дела, а я бы придумывала одежду. Сначала я только посмеялась над этой идеей, а теперь уже думала: почему бы и нет? Мы сможем построить наше будущее своими руками, используя свой ум и талант. Будущее, в котором я буду полагаться только на себя.