Читать книгу "Ресторан "Березка" - Евгений Попов"

Тетя Маша тоже была на войне. Войну она вспоминала с женским веселием, любила петь лирические песни М.И.Блантера, Б.А.Мокроусова и В.П.Соловьева-Седого, а в минуты особого праздничного подъема, тут же переходящего в упадок, всегда исполняла неприличные куплеты про старушку и конный полк. Куплеты эти она называла «гусарскими». Ее свекровь, мать дяди Коли, баба Таня, моя троюродная бабушка, тоже трудилась по медицинской части Красного Креста и Полумесяца, была сестрой милосердия в Первую мировую войну, знавала полярника Папанина. И муж ее, деда Ваня, мой непрямой троюродный дедушка, тоже служил фельдшером. В 10-е годы нашего бурного века он выехал на холеру со своим ночным горшком, «ночной вазой», как этот предмет деликатно именуют в ценниках, и малограмотная деревенская хозяйка, сибирская баба, сварила ему в этом горшке вкусные пельмени, ошибочно приняв «вазу» за новомодную городскую кастрюльку. Деда Ваня блевал.

А дядя Коля работал на механическом заводе «инженером по снабжению». Детей своих они с тетей Машей воспитывали богато. Купили им за 1000 рублей старыми (до 1961-го) деньгами фисгармонию. Детей этих я описывать не стану. Скучно... Хотя почему бы и нет?.. Младшая, Валька, была толстая и сонная, она нынче – тоже инженер, и муж ее – инженер, имеет рационализаторские предложения. А старшая, Сонька, 1950 года рождения, в 1968 году унизила свою семью тем, что привела в дом пожилого лысого мужика, геодезиста-топографа, и сказала: «Это мой муж». Дядя Коля спихнул его с лестницы, и с тех пор Сонька замкнулась. Закончив школу с золотой медалью и пользуясь уроками фисгармонии, пошла работать в детский сад музыкальным воспитателем. Сначала она была неоправославной, потом вступила в секту христиан-баптистов, которую организовала творческая молодежь города К. – художники, артисты, скалолазы. Но секта распалась ввиду взаимонетерпимости и теологических разногласий среди ее членов, и как Сонька теперь живет, во что верит, я не знаю, мне неинтересно и придумывать неохота. В какой-то период моей жизни она мне чуток насолила, вот я теперь и мщу ей на этих страницах, пользуясь своим привилегированным положением автора посланий к тебе, Ферфичкин. Гипотеза: моя троюродная сестра возглавила группу «дзен», отколовшуюся от секты христиан-баптистов, и сделалась антисоциальным элементом, но не исключено, что она вышла замуж за друга моего детства Хрулева, отбив его у жены, и молодожены уехали на работу в Монголию, возвратившись оттуда с новенькими «Жигулями». Да она уже и старая, наверное, эта Сонька, ведь ей сейчас 1982 минус 1950 равняется 32 года. Нет, не старая...

...Австрийский город Вена! Мы с тобой, Ферфичкин, пока что никогда не бывали в австрийском городе Вене, отчего я не знаю, как назвать тот ресторан, в котором дядя Коля удивил тогда тамошнюю публику. Дядя Коля говорил, что это был «самый лучший ресторан австрийского города Вены».

1945 год. В самый лучший ресторан австрийского города Вены зашли два советских офицера. Победители, они благожелательно и спокойно оглядели это сборище жужжащее: хрусталь, серебро, крахмальные салфетки, декольте и драгоценности дам. Меж столиков цыган бродил, скрипку к уху прижимая.

Как из-под земли вырос фрачный метрдотель, похожий на певца Вертинского.

– Пжалуста, пжалуста, дорогие, – говорил он, сладко жмурясь, на ломаном русском языке.

Офицеры уселись.

– Чем я возьмусь угостить вас? – продолжал метрдотель на том же языке.

Офицеры переглянулись.

– А что у вас есть? – солидно кашлянув, спросил дядя Коля.

– О, у нас есть все, – ответствовал австрияк. – Сочные окорока, французские устрицы, нежная рыба форель – плод горных речек, бананы из Гонконга, фиги и груши Италии, ананасы, шампанское, виски, джин. У нас есть все.

– Такого не может быть, – нахмурился дядя Коля, и его товарищ, майор, усатый смуглый красавец, ведший всю войну контрпропаганду на немецком языке, легонько потянул его за рукав: это свои, это не немцы, это австрийцы... – Такого не может быть, – повторил дядя Коля, который и без майора прекрасно разбирался в интернациональной обстановке.

– Нет, такого может быть. – Тут уж и метрдотель позволил себе стать снисходительным, ибо наконец почувствовал себя в своей тарелке. – Такого быть может, а если такого не может быть, то наши повара приготовят любое блюдо по вашему заказу.

– Любое?

– Любое.

– Шашлык?

– По-карски, на ребрышках, бастурму.

– Щи?

– Суточные, зеленые, уральские, с крапивой, борщ украинский с пампушками, чесноком, стручком перца и стопкой горилки.

– Пельмени?

– 50% говядины, 30% баранины, 20% свинины, лук, перец, лавровый лист, бульон – мозговая косточка с приправами и травками, уксус, горчица...

– Редька?

– С квасом.

– Пудинг?

– С соусом.

– Утка?

– По-пекински.

– А МОЛОКО В ЗАГНЕТКЕ?

«Вертинский» остановился и тоскливо вытер платком вспотевший лоб. Он проиграл состязание. А дядя Коля пошел на кухню, самолично изготовил молоко в загнетке и угощал им всех присутствующих. И все присутствующие, включая майора, удивлялись и хвалили славную русскую еду, восхищались дядей Колей, рукоплескали ему. Волоокая красавица (бриллианты, жемчуг, коралловая роза в пышных волосах, русская папироса «Казбек» во рту) пригласила дядю Колю танцевать чардаш. Это была графиня древнего княжеского рода Эстерхази. Дядя Коля запел:

Будто я такой уж трус,

Будто вправду я боюсь

Парня

С журавлиным

На шляпе

Пером...

Официанты на цыпках бегут, сознавая свой вид. Хрусталь отражается в скрипках, шампанское и водка блестит (Н.Фетисов. Поэма «Гестаповец и волк», рукопись. Красноярск, 1972 г.).

– А молоко в загнетке, между прочим, варится элементарно. Берется просто молоко, наливается в крынку, горшок, любую другую глиняную посуду, и все это ставится в загнетку догорающей русской печи на неопределенное время, – объяснял дядя Коля и сердился: – Не перебивайте меня, что в Вене нет русской печи и, стало быть, нет загнетки, куда сгребается ее остаточный, русской печи жар. Говорю ж я вам – это был самый лучший ресторан австрийского города Вены, и там действительно было ВСЕ, и единственное, чего там не было, чего там не знали, так этого не было и не знали

МОЛОКА В ЗАГНЕТКЕ –

так я их научил, и они теперь знают, и у них теперь есть окончательно все...

Эх, дядя Коля, дядя Коля! Ты представляешь, Ферфичкин, однажды он рассказал мне, как за 2 часа поймал 85 щук. Успех счастливого рыбака объяснялся просто: в озеро, из которого он за 2 часа извлек 85 штук щук, впадал минерализованный ключ-ручеек, имевший средь августовской жары температуру минус 18°С.

– Сколько градусов, дядя Коля?

– Минус восемнадцать.