Читать книгу "Терракотовая старуха - Елена Чижова"

– Вот и я говорю: ни при чем. Кстати, а кто их родители?

Она пожимает плечами:

– Родители... Да никто. Ну, в смысле обыкновенные. Вроде тебя и папы.

– Ленинградцы?

– Господи, Мусик... Вот уж не думала, что ты у нас сноб! Утешься, точно не гастарбайтеры. А где скатерть? В ящике?

– Большая, белая! – я кричу вслед.

Она возвращается через две минуты:

– Смотри... – расправляет крахмальные складки. На скатерти темноватое пятно. – Что будем делать?

– Стелить, – я пожимаю плечами. – Все остальные короткие.

– Ну не знаю... как-то неловко...

– Ничего, замаскируем тарелками. В крайнем случае скажешь: так и задумано. Мол, раньше не было хорошего порошка. Сама же говоришь: хеппенинг.

Александра поглядывает с сомнением:

– Но как-то все-таки отстирывали... Может, сходить? Купить одноразовые. Хотя...

– Отстирывали. Сперва замочить. Выстирать. Потом прокипятить в отбеливателе. Снова выстирать. Потом...

– Да... Сильная схема!

– В общем, стели и начинай перемывать рюмки.

– Ладно, – она принимает решение. – Перетопчутся. Не графья...

Я оглядываю свою кухню. Не помню... Кажется, лет пять назад. В Русском музее открылась выставка художников-нонкорфомистов. «Быт советской эпохи». Один из залов оформили под малогабаритную хрущевку. Воссоздали среду обитания интеллигенции. Хотела сходить, но так и не собралась.

Об открытии объявили по радио. Девушка-корреспондент перечисляла предметы старины. Я слушала и опознавала их сразу, как будто видела воочию: самопальная полка с книгами, грузинские керамические кру´жки, темно-зеленые соломенные салфетки, узкая синяя вазочка. В сущности, зачем мне было идти? На этой выставке я могла бы работать экскурсоводом. Могу себе представить эту экскурсию...

«Справа от вас советская кухонная плита. В углу вы видите баночку с горелыми спичками. Обратите внимание: для этой цели подходила не всякая баночка. Не “Завтрак туриста”, не какие-нибудь “Кильки в томате”. Мы, кураторы собственных выставок, подходили к отбору строго: шпроты прибалтийского производства, красная икра с зеленой наклейкой, печеночный паштет – импортный. Дальневосточные крабы. В крайнем случае, печень трески. Весь джентльменский набор, который сойки получали в заказах. Раз в неделю.

На кухонном столе представлен чайный сервиз. Точнее, его остатки. Десять рублей пятьдесят копеек. Назывался: сервиз на каждый день».

Светло-зеленый, голубой, желтенький... Жаль, что девушка-корреспондент не уточнила цвет. У меня был розовый. Заварочный чайник, шесть чашек с блюдцами. Когда бились, мы говорили: к счастью!..

* * *

– Неужели все это бы-ыло? – девушка в синем платье осматривает накрытый стол. В ее личике мне чудится что-то лисье. Такие лисички должны нравиться мальчикам. – Моя мама говорит, раньше всё доставали по блату.

– И ходили исключительно в медвежьих шкурах... А по улицам – живые медведи...

С такой интонацией в наше время комментировали заведомую глупость.

Пожалуй, этот мальчик мне нравится: строгий костюм, остро очерченные скулы. Выражение сдержанного упорства. Его имя я запомнила сразу: Родион.

Второй – Виталий или Валерий. Белокурые волосы, на щеках девичий румянец. Легкие пластичные жесты. На мой взгляд, слишком пластичные.

– Виват имениннице! – белокурый гость поднимает бокал. Кажется, все-таки Виталий. – Двадцать пять – замечательное время. Юность, как говорится, в прошлом. Но до кризиса среднего возраста еще далеко. Можно считать, подлинное совершеннолетие. Короче, все в твоих руках. Что ж нам тебе пожелать? – он обводит взглядом присутствующих. – Что можно пожелать красавице и умнице? Жить-поживать да добра наживать.

– В детстве я думала: не наживать, а жевать... Жевать Добрана. Мне казалось, такая большая собака. Вроде Бетховена, – Лисичка объясняет кокетливо.

– Или Баха... – Родион рассматривает винную этикетку. – Алазанская долина? Грузинское... – он делает глоток. Кивает одобрительно. – Пожалуй, можно сравнить с южноафриканским...

– Кстати, мы с Родиком были в клубе... – Лисичка подхватывает тему. – А там конкурс. Определить сорт виски. Условие – пробовать с завязанными глазами. Один мужик выиграл: девять из десяти. Получил White Horse. Все хлопали, а потом оказалось, мужик из таможни...

– Из таможни? А как его фамилия?

– Не знаю, – пытаясь ответить на мой вопрос, она задумывается на мгновение. – Он не представился. А где же «Боржоми»? – Лисичка оглядывает стол.

– Типа не экспорт, а выставочный экземпляр? – Виталий подхватывает удачную шутку. – Как бы для полноты картины – парочка бутылок.

– Раньше мой папа любил «Боржоми».

Похоже, и не думала шутить. В их компании Лисичка самая младшая. Лет двадцать-двадцать один. Остальные – ровесники моей дочери. Видимо, тоже поступили не сразу. Успели поработать.

– А теперь? Резко разлюбил?– девушка в лиловом платье присматривается к селедке под шубой: мелко накрошенные желтки, перья зеленого лука. Мне нравится ее лицо. Строгие черты, минимум косметики. В нарядном платье она чувствует себя скованно – поводит плечом, как будто поправляет бретельку.

– Позволь, – Родион берет рыбную лопаточку, – я помогу.

– Надеешься убедить главного санитарного врача? А если не согласится? – она пробует селедку. – Очень вкусно.

– Проще не убеждать, а договориться с таможней, – дочь встает с места. – Кому еще селедки?.. Обязуемся ни в коем случае не пробовать: как бы исключительно реквизит.

– Нормально. Оформим временный ввоз, – Родион подводит итог. – На обратном пути вернем нетронутыми.

– Ой! – Виталий прикрывает рот ладошкой. – А вдруг какой-нибудь ухарь не удержится? Возьмет и выпьет.

– Ну и что... – Лисичка поправляет пушистый хвостик, – дольем из крана: та же отрава...

– Дамы и господа! Предлагаю тост. – Девушка в лиловом поддергивает упавшую бретельку. – За родителей именинницы!

Ее имя я не запомнила, но переспрашивать уже неловко. Похоже, ядро компании составляет эта троица: она и Родион с Виталием. Лисичка прилагается в нагрузку к своему кавалеру.

– Мусик, – дочь тянется с рюмкой. – Желаю тебе всего-всего, а главное, здоровья. За папу мы тоже выпьем... Звонил, – тихо, почти шепотом, – не успела сказать: придет.

– Уважаемая Татьяна Андреевна! – Виталий поднимает бокал. – С большим искренним чувством спешу присоединить свой голос. За вас и в вашем лице за всех родителей, на чью долю выпали серьезные жизненные испытания. Ваше поколение прошло их с честью!

Не пойму: не то прикалывается, не то – серьезно.