Читать книгу "После прочтения уничтожить. Пособие для городского партизана - Алексей Цветков"

В делийском Макдоналдсе, откусив биг-мак, обнаруживаешь и там знакомую до искр в глазах рыжую пыль, у которой сто индийских имён и один вкус — невыносимый. Кладут во всё и везде. Когда вы говорите в ресторане улыбчивому тамилу: «Нот спайс, абсолютли нот спайс, плиз, нот спайс!» — он, конечно, понятливо кивает, но это ничего не меняет в составе блюда. «Одна рука послушается, а вторая всё равно положит» — обреченно говорит Шишкин тамилу вслед.

Сельский юг страны — бесконечные рисовые поля, высохшие (слабый муссон в том году) реки, на обнаженно-розовом дне которых тамилы сушат белье, хижины ниже человеческого роста, крытые пальмовым листом и множество заболоченных свалок, где среди говна нагло цветут лотосы. По дорогам из храма в храм ходят босиком паломники-шиваиты, завернутые в черные тряпки и увешанные амулетами. Не здороваясь, такой паломник может протянуть вам жутковатый коготь неизвестного животного и долго уверять по-английски, что эта вещица изменит вашу жизнь в хорошую сторону. Некоторые храмы находятся в небе, на вершинах красных скал, куда непривычных к такой крутизне, но охочих до эзотерики, «сахибов» поднимают на носилках. Слово «сахиб», в прошлом означавшее белого колонизатора, теперь употребляется тамилами иронично и близко по смыслу к слову «москаль». Сами тамилы знают, что они дравиды т.е. жили тут задолго до арийского вторжения, их литература-скульптура, соответственно, древней, и весьма этим гордятся. Есть, правда, такие, кто ничем не гордятся, это деревни чандалов — неприкасаемых (не путать с неприкосновенными животными, чей статус в индийском обществе намного выше). Черные от грязи и загара существа неопределимого пола и возраста часами выбирают друг у друга из головы паразитов и жуют ворованный с полей сахарный тростник в окружении тучи мух. Если вы проезжаете мимо, всей деревней кидаются попрошайничать, а если вы прибавляете скорость, метко кидают в машину камни и страшно верещат. Их проблема не в том, что люди всех каст считают их чандалами, но в том, что они сами себя считают чандалами и никем другим себя вообразить не могут. Согласно индийской науке чандалами были и остались изгнанные в древности из страны цыгане. Побережье океана — бесконечный пляж, по которому в поисках приезжих бродят продавцы всего на свете, знающие главные слова на любых языках. Услышав русскую речь, уверенно кричат издали: «наркотики есть!».

Через год сюда явится цунами и, как лезвием, уберёт волной этот пляж, унесёт весь песок, на котором мы стоим босиком. Берег изменится и откроется Атлантида – никому не известный доселе город Пандавов с длинными улицами, каменными стадами и храмами, выбитыми из целых скал. Мы ходили над Атлантидой босиком по песку, плавали с рыбаками на их пальмовых лодках, как боги, забывшие, что там, внизу, под их стопами кто-то есть, что-то построено. Или нет, приятнее думать, что великанская волна, убившая сотни тысяч человек, создала взамен, выстроила одним ударом и подняла из под пляжа пустой и прекрасный город, в котором никто никогда не жил и который люди никогда не искали. Мемориал всем унесенным.

Самый большой город побережья — Мадрас, только что переименованный в Чиннай (новая власть меняет все «колониальные» имена на национальные). Это индийский Детройт т.е. центр авто и прочей промышленности. Россия поставляет сюда танки, военные самолеты, глушители мобильников (чтобы пресечь переговоры заключенных в тюрьмах и не допустить бунта) и откладыватели взрывов — хитрые устройства, блокирующие вокруг едущей машины любую волну и тем самым временно выключающие бомбу. Где промышленность, там и коммунисты, точнее, маоисты, официально они тут борются с кастовыми пережитками, всеобщей неграмотностью и рисуют на стенах, а неофициально копят оружие и претензии, чтобы начать партизанить по примеру своих непальских товарищей. Не начинают, возможно, потому, что партизанить все меньше есть где: джунгли вырубаются, слоны и леопарды выходят в деревни и чудят, кожевенные заводы и атомная станция сливают свою дрянь в реки и пить оттуда могут только те, кто всегда готов к перерождению, а не те, кто верит в светлое будущее еще при этой жизни. Чиннайские власти собираются восстанавливать джунгли и чистить воду, а потенциальные партизаны ждут этого, чтобы в эти джунгли уйти и мечтать там о своей отдельной республике и триумфальном походе на Чиннай. Ещё здесь, в серебряном сундуке под стеклом, похоронен апостол Фома. Псевдоготический храм над криптой — любимое место мадрасских прокаженных с расплавленными лицами. В роскошном парке, где Блаватская сочиняла свои завиральные книги (за парком посейчас смотрят теософы всего мира) поражают деревья с сотнями корней, растущих из кроны к земле — рай для мартышек и бурундуков. Здесь часто рассказывают про мадрасский взрыв, хотя никто лично его помнить не может. То ли хлопок в трюмах воспламенился, то ли что-то еще случилось, но корабли у мадрасского форта превращались один за другим в свистящие огненные цветы. Особенно мадрасцам запомнился золотой залп. Золотом их обстреливали в первый и последний раз. Оно жалило-калечило людей и расписывалось на стенах.

Буддизм из страны давно выдавлен, поэтому найти их монастырь непросто. Ворота нам отворила метровым ключом равнодушная к миру бабуля. В главном храме зажгла огонь перед закопченным Буддой из белого мрамора. Над Буддой угрожающе зашевелились гроздья спящих тут днём летучих мышей. Разбуженные дымом и шумом, они начинают раздраженно порхать в воздухе, цепляя вас за волосы. В монастыре давно никто не живет и считается, что буддистствуют тут животные и растения. На позолоченном звенящем столбе свила гнездо цапля. В половине храмов прямо внутри выросли деревья и высовывают ветви в окна и двери, ломая скульптуру. Бабуля говорит, это и есть монахи.

Современный индуистский храм, Вишну там или Шива, это такой цветастый кич, напоминающий клипы Киркорова, хотя по смыслу это космический календарь и сакральная ориентация в пространстве. Помрачнее в храмах Кали, где черная дама танцует с кривым ножом на внутренностях своего мужа и дают очень пахучую траву в обмен на мелкую монету. Если же вы попали в древний храмовый комплекс, где вам кивает у ворот расписной живой слон, то тут всё построже. В Канчипураме с четвертого века стоят саблезубые химеры-каламуки с колокольчиками и эрегированными фаллосами. На всей этой каменной строгости обнаруживаются, впрочем, останки цветастой росписи, пооблетело, так что когда-то эти строгие громады были теми еще матрешечными горками. Повсюду сверкает жертвенным жиром бык Нанду, которому на ухо полагается загадывать желание, и такие же «умасленные» или в кремационном пепле Ганеши и базальтовые кобры, которых «кормят» рисом. Храм «читается» снаружи как перенасышенный каменный комикс о том, как всё было, а именно: Адвайта, абсолютно иное и невыразимое, породила Асат, небытие, вмешающее в себя Сат — возможность бытия, породившую Пурушу — творящий мужской принцип и Пракрити — женскую субстанцию, которые, конфликтно соединившись, дали Свар — небо чистого интеллекта, родившее Бхувас — мир тонких духовных форм, воплощенный в нашей реальности — Бхур, и более низкий уровень темных духов — Тамас. Но это лишь перечень жильцов дома. А вот что творится на этих этажах, какие это танцуют сторукие и бесконечноголовые сущности и начала со змеиными языками и в нимбах из кобр, понять уже положительно невозможно. Замечаешь только, что на всех уровнях метафизической пирамиды обожают селиться и трахаться красноклювые зеленые попугаи. Понимаешь в изображенном примерно столько же, сколько они. Зато попугай может, взлетев над башнями, увидеть, что храм сверху это симметричная мандала.