Читать книгу "Детям - Иван Шмелев"

– Ты что, Зорзик? Скучни, а?

– Есть захотел… – сказал капитан. – Запоздали сегодня.

– Не хочется домой… – сказал, как бы про себя, Жоржик.

– Вот и посиди на бережку, а мы обедать пойдем.

Причалили. Димитраки побрел к себе.

– Посидим здесь… не хочется домой… – сказал мне Жоржик. – Немного посидим… Ну пожалуйста.

Мы остались. Капитан пошел вперед, наказав скорей приходить. Сидели молча. Какая-то тихая грусть была под небом, в нежном освещении вечера. Солнце ширилось и краснело, опускаясь к водам. Морской куличок одиноко стоял на бережку, под камнем. Пискнул и полетел. Жоржик лежал лицом к земле, точно рассматривал гальку. Прошло минут пять.

– Жоржик, пора…

Он лежал, уткнувшись носом в мелкую гальку, недвижный. Вдруг его плечики задергались часто-часто.

– Жоржик! Что ты? Жоржик…

Он не поднимал головы и еще теснее прильнул лицом к земле.

– Жоржик…

Я взял его за плечи, но он упирался и не показывал лица. Он плакал.

– Милый мальчик… Ну, скажи мне… Тебе будет легче… Что с тобой?

Его плечики затрепетали сильней, но он все же не показывал лица: он не хотел, чтобы видели его слезы. Он трепетал, как выброшенная на берег рыбка. Я взял его за плечи и поднял. Лицо было мокро от слез.

– Оставьте меня! Оставьте!! Не хочу, не хочу!..

Он вскочил на ноги и побежал вдоль берега. Я поспешил за ним. Так мы шли минут пять. Наконец он остановился и обернулся ко мне.

– Вы не сердитесь? – еще издали закричал он. – Вы, пожалуйста, не сердитесь… Мне хотелось, чтобы никого, никого не было… Плакать хотелось… – совсем тихо сказал он, когда я подошел к нему. – Так тут… у меня тут… – показал он около горла, – тяжело…

Он говорил как взрослый и извинялся за беспокойство.

– Что за пустяки! Я, конечно, не сержусь… Чего же плакать! Мы так весело прокатились…

– Да… И мне сперва было весело… Ведь сегодня середа, да? Значит, был пароход?! Письмо от мамочки! Письмо от мамочки!.. – Он даже запрыгал. – Пойдемте, пойдемте скорей!.. Я совсем забыл. Пойдемте же скорей! Догоняйте меня…

И он побежал быстро-быстро. Потом остановился.

– А Димитраки ни от кого не получает писем? Должно быть, ни от кого… Знаете что? Давайте напишем ему!

– О чем же ему написать? Он и читать-то не умеет…

– Он получит и покажет нам, а мы прочтем. Давайте… Только что же ему написать… Я придумал! Напишем, что он очень хорошо делает фелюги, а? Или что мы завтра придем к нему в гости, а?..

Когда мы подходили к террасе, капитан поднялся с кресла и поспешно скрылся.

– Дядя Миша-то! Он прячется! Дядя Миша! Дядя Миша! Видел, видел!

Жоржик побежал за ним. Я остановился на террасе, не понимая, в чем дело: капитан так стремительно исчез. На столе я заметил смятый серый листок.

Телеграмма…

Слышно, как Жоржик стучал кулачками в дверь кабинета и кричал:

– Отворяй, отворяй! Я видел тебя, видел!..

Но не отворялась дверь.

У меня мелькнула тревожная мысль. Что за телеграмма? Сейчас Жоржик вернется… Я схватил телеграмму и сунул в карман.

– Спрятался дядя… А писем нет?

И Жоржик, как всегда, подбежал к столу.

– Писем нет… – услыхал я разочарованный голосок. – Ну что это…

Послышались тяжелые шаги, и вошел капитан. Его лицо и особенно глаза были красны.

– Проклятый комар… в самый глаз врезался… – сказал капитан, бросая тревожный взгляд на стол. – Насилу промыл… Скажи, Жоржик, чтобы обедать подавали…

Жоржик ушел.

– Где телеграмма? – быстро спросил меня капитан. – Ах, спасибо… Скверно… – махнул он рукой. – Надо ехать… Нет никакой надежды… Сразу…

Я понял, о чем говорит он.

– Я не думал, что так скоро… Надеялись… Доктора уверяли, что поправится… Надо ехать, надо ехать…

Он растерянно смотрел на меня. Смотрел, как ребенок. Его крепкая, даже величественная фигура в эту минуту нежданного удара принизилась, сгорбилась.

– Может быть, еще не так опасно…

– Поймите же, что у меня никого нет, никого, кроме них!..

Он ходил по террасе из угла в угол, схватившись за лоб и с силой потирая его, точно хотел найти, выжать какую-то нужную мысль.

– Надо скорей, скорей… Она ждет его… Господи… Как ему-то сказать… На до беречь его… – совсем растерянно повторял капитан.

Солнце село. Уже начинали древесные лягушки свою росистую вздрагивающую песню. Тоскливую песню.

– Пароход идет завтра в семь утра… Я ничего не соображу… Мы не думали, не думали, что так… Я бы не поехал сюда… Но они, доктора… они советовали полный покой… Жоржик сам такой хрупкий…

Я вспомнил, что произошло на берегу. Откуда такое предчувствие?! Да, это было. Это все было. Так ярко до сих пор стоит передо мной и маленькая фигурка с заплаканными глазами, и массивная фигура капитана, видавшая виды и теперь такая пришибленная.

– А писем нет? Дядя Миша, почему же нет писем?..

Капитан постарался сделать веселое лицо. Оно вышло кислым.

– Будут… Ты вот что… Завтра мы едем… к мамочке…

– К мамочке?! Дядя Миша!..

Он не верил.

– Ну да… Захватим ее сюда… Она очень скучает… Она совсем… почти… хорошо себя чувствует. Подали обед?

– К мамочке!.. Захватим!..

Точно кто воткнул нож в мое сердце и повернул. Я не мог смотреть, не мог слушать. В море смотрел я. Там темнело.

– Едем к мамочке! – кричал Жоржик. – Вы слышали? Мы завтра едем!

Он прыгал около меня и хватал за руки. Я ждал, что сейчас заплачет.

– Почему же нет писем? Откуда ты узнал?..

– Говорил же, что телеграмма!..

– Телеграмма? Где же она?.. Где?

– Послушайте, вы не брали телеграммы? – деловым тоном спросил меня капитан. – Куда же я ее задевал… Да ведь я тебе, кажется, показал!

– Нет… Ты ничего не…

– Забыл, забыл… Надо послать ей… Живей, Жоржик, бумаги, перо!..

– Да где же телеграмма?

– Да отвяжись ты!.. Некогда… потом найдется…

– А как же заграничный паспорт, капитан? – спросил я.

– Это мне в Одессе быстро… Ну куда же я сунул телеграмму? Как я рад, что так хорошо устроилось. Что значит африканский-то воздух!

– Она совсем здорова?.. Мамочка, мамочка!.. А вы не поедете? Вы нас подождете?