Читать книгу "Шаман всея Руси. Книга 2. Родина слонов - Андрей Калганов"

— Понятно, — вставил Степан, — пищевые отравления лечили... Ну, когда с брюхом маются.

— Во-во, это уж потом боги надоумили, что и другие разные лихоманки от снадобья проходят. Вот поля-то и стали урожайные. А ты как думал? От всех хвороб помогает травка, народ к ведунам и пер — огнищанину болеть недосуг. Дерьмицом поля и удобрились. Это сейчас народ разбаловался, платит ведуну, чтоб лечил в избе. — Ворон вздохнул, сожалея о былом. — Только одна беда — кости вправлять приходится, уж больно надрывается нутро-то. Костоправы, думаешь, откуда взялись? Послухи это знахарские, ослушавшиеся, значит. Вот им знания тайные наставник и не передал, а научил только править костяк, потому — первое это знание, каковому чародея обучают. А как же, ведь он лихоманку-то выгонит, а человек на всю жизнь убогим останется. Колдуна и посадят на кол. Вот послухов наперво и учат, как кости править. А ежели дальше послух колдуну не глянется, тот его выгонит, послух и пойдет... — Ворон потерял нить и уставился перед собой.

— В мануальные терапевты, — подсказал Степан.

— Ась?

— Костоправов у нас в Куябе так кличут.

Ворон встрепенулся и назидательно погрозил пальцем:

— Ты мне словами учеными башку не тереби. Лучше запомни: есть три верных средства лихоманку изгнать али хворобу, побоями вызванную. Наперво — блевануть хорошенько, потом, чтобы пронесло, да так, чтоб дух на всю избу... А как же без этого. Злой дух вышел, добрый вошел. А опосля руки-ноги на место поставь. Да, и вот еще что, когда взвар готовишь, заговор шепчи, без него добра не будет.

— А что за трава-то? Ворон засмеялся:

— Э-э, не, мил человек, того я тебе за так не открою. Ты ж тоже колдуном станешь, стало быть, мне супротивником. А как к тебе людишки из Дубков-то потянутся?

— Сказывай, чего хочешь.

— Ты мне — как бражку сварить, а я про траву поведаю. Все по Прави. Ты мне, я тебе.

Степан вздохнул:

— То ж не рассказывать, показывать надобно. Словами толком не объяснишь. Что толку, ну, скажу тебе, что обычную бражку сперва надо выпарить, а потом выморозить. Поймешь?

— И впрямь, ни хрена не понятно, — вздохнул Ворон.

— Ты вот что, как Гридя на ноги встанет, в Куяб приезжай, воеводу спросишь. Там меня каждая собака знает. Я тебя и научу «Куябскую» делать.

— Стало быть, и я про траву с заговором тебе поведаю.

На том и порешили. Посидели немного да завалились спать. А Алатор так и не пришел, блукал где-то всю ночь. Наутро явился весь в соломе, и морда улыбчивая. И жинка Воронова тож сладко улыбалась, нет-нет на варяга и взглядывала. Взглянет, раскраснеется, вздохнет... А варяг-то кряхтеть перестал, приободрился, говорил, что Тору помолился, тот его от немочи и избавил. Да верно, врал насчет бога. Другой у него целитель был, вернее, другая...

Денька два еще погостили, купили лошадей, да и отбыли в Куяб. А Гридю пришлось оставить. Ребра-то не быстро срастаются, хоть ты как очистительным взваром отпаивайся.

Глава 4,в которой Коляда перерастает в Зимние Олимпийские Игры

Зима Года Ожидания. Куяб

Уже въезжая в Куяб, Степан почуял неладное. Вроде все как всегда, только что-то не так. Те же плотницкие ватаги рубят избы для все прибывающих ополченцев, доделывают стену. Суетятся бабы возле внушительных котлов — готовят трапезу для работных людишек. Но суетятся с оглядкой, а временами сбиваются в стаи и о чем-то судачат. Кое-где бедокурит ребятня, кое-где на завалинках перед невысокими изгородями сидят древние старики, вспоминая минувшее. Но дедов раз-два и обчелся, а детишки меж изб — лишь мурзатые оборвыши; тех же, за которыми мамки хоть немного смотрят, со двора не выпустили. Народа раза в три меньше, чем обыкновенно, да и тот какой-то пришибленный. Даже плотники не матерятся. И главное — нигде не видно Рабиндраната, таскающего бревна на радость работным людям.

Недалеко от свежего, пахнущего сосной сруба на бревнышке, заботливо положенном возле костра, сидел старшина артельщиков Звяга и задумчиво помешивал ушицу, кипевшую в котелке. Другие артельщики тож не больно-то из сил выбивались, больше лясы точили, чем работали.

— Здорово, Звяга, — подскакал Степан.

— Здорово, коли не шутишь.

Ушица старшину интересовала куда больше, чем воевода, подрядивший на плотницкие работы. Воевода, коли задаток дал, уже никуда не денется, а вот супец может сбежать, ежели не уследишь. Потому и шуровал половником, хмуря косматые брови на варево.

— Ты чего это кашеварить удумал?!

— Да харч дармовой опостылел, — пожал плечами Звяга. — Вот он уже где. — Проведя рукоятью половника по горлу, старшина вновь занялся ухой.

Что уж говорить, кормежка и впрямь не отличалась разнообразием. Утром каша, днем каша и вечером тоже каша. Степан подумал, что, может, и прав был Любомир, когда зло посмеялся над его задумкой. Может, и не нужны никому здесь «полевые» кухни. Сами бы артельщики сообразили, чем брюхо набить.

— В граде-то все ли ладно?

— Так, — ухмыльнулся Звяга, — это у кого как. Кто делом занят, тому и жаловаться грех...

— Стряслось чего?

— А... — отмахнулся мужик, — погудят людишки да уймутся, эка невидаль...

Звяга был не из разговорчивых, и Степан решил оставить его в покое. Все равно толку не добьешься — из такого клещами слова тянуть надо.

— К Вихрасту заедем, — разворачивая скакуна, бросил Степан, — до него здесь рукой подать.

— От кузнеца больше толку, — согласился варяг.

Всадники пришпорили коней и вскоре мчали по широкому выгону меж порядков[34].

Обычно уже издали доносились гулкие удары молота, но сейчас было тихо. Спешились у двора Вихраста. За городьбой взлаивала дурная шавка да ругались дворовые девки.

— Простаивает кузня-то, — буркнул варяг. Степан постучал, и девки сразу же замолчали, а пустобрешка взлаяла с удвоенным рвением.

— Эй, есть кто живой? Тишина.

— Не нравится мне это, — Алатор высказал то, о чем Степан подумал.

— И кметей наших чего-то не видно, — задумчиво проговорил Степан. — Заметил, ворота — и те не охраняли?

— И разъездов не встретили! Не иначе в детинце затворились.

Поняв, что ворота им по доброй воле не откроют, всадники ломиться не стали. Развернули коней и помчались к майдану. На нем завсегда народ толпится, расскажет, что к чему. Вылетели на выгон, пересекающий тот, по которому скакали, повернули коней на полдень[35]и вскоре очутились на площади... Ни души.