Читать книгу "Изумрудный атлас - Джон Стивенс"

Ничто из того, с чем уже довелось встретиться Эмме — ни Крикуны Графини, ни слепые подземные салмак-тары, — ничто не подготовило ее к тому, что она увидела. У чудовища было человеческое тело — самые обычные руки, ноги, плечи, но при этом Эмма в первый момент подумала, будто перед ней сидит летучая мышь. Это впечатление создавали кожаные крылья, длинные когти, глубоко впившиеся в дерево балки, и серовато-черная шкура, щетинившаяся тонкими темными волосками. Картину довершал неестественно узкий череп, глаза, похожие на узкие черные щелки, и отвратительно выдвинутая вперед нижняя челюсть, набитая десятками острых, как иглы, зубов. Эмма невольно представила, как эти зубы впиваются в ее тело.

Габриэль опустил свой лук и рывком поднял Эмму на ноги.

— Что… Что это?

Вместо ответа Габриэль обнажил свой фальшион. Тварь с тихим шипением следила за каждым его движением.

— Это то самое чудовище, которое Графиня держала на корабле. Мне показалось, что я еще в лесу его заметил. — Он развернул Эмму к себе, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты должна обезвредить мины. Теперь все зависит только от тебя. Поняла?

— Но как же?..

— Обо мне не беспокойся. И что бы ни случилось, не смотри наверх. А теперь беги!

Габриэль толкнул Эмму к лестнице. Задержавшись на миг, она обернулась и увидела, как мерзкая тварь взлетела, широко распластав кожаные крылья, и разинула пасть, сверкнув в темноте всеми своими зубами. Габриэль поднял свой фальшион.

Эмма бросилась бежать, и визг чудовища летел вслед за ней по лестнице.

Майкл и старый волшебник скользили по озеру к кораблю Графини. Они нашли на берегу брошенную лодку («шлюпку», как про себя назвал ее Майкл).

— Божий промысел! — только и воскликнул доктор Пим.

Весла оказались не нужны: доктор Пим прошептал несколько слов, и суденышко сорвалось с места, разрезая гладь озера.

— Но ведь они увидят, что мы подходим? — спросил Майкл, крепче цепляясь за борта, чтобы удержаться.

— Не беспокойся! — крикнул волшебник, борясь с ветром, относившим его слова. — Для злых глаз мы будем не более чем клочком тумана. А теперь тихо. Мы подходим.

Лодка постепенно замедлила ход, и Майкл заметил две темные фигуры, стоявшие на палубе корабля Графини. Доктор Пим еле слышно прошептал что-то, и, к великому изумлению Майкла, обе темные фигуры вдруг дружно схватились за перила и спрыгнули в воду. Майкл ждал, что они выпрыгнут на поверхность, но через несколько мгновений вода успокоилась, и он понял, что стражи утонули.

Доктор Пим причалил лодку к лестнице, спускавшейся с одного борта корабля.

— Быстрее, мальчик мой. Шум может привлечь внимание.

Едва они коснулись ногами палубы, как Майкл услышал грохот тяжелых башмаков, и четверо морум кади выскочили из темноты, по двое с каждой стороны судна. Доктор Пим схватил Майкла за руку и только успел шепнуть: «Не шевелись», — как Крикуны выхватили мечи; теперь они были так близко, что мальчик видел мертвенную бледность их кожи, и ему пришлось собрать все свое мужество, когда вокруг засверкали клинки и раздался оглушительный звон металла о металл: все произошло так быстро, что только когда четыре дымящихся тела рухнули на палубу и затихли, Майкл понял, что морум кади сражались друг с другом.

Майкл разинув рот уставился на волшебника.

— Как вы это сделали?

— Замешательство и дезориентация. Главное оружие каждого мало-мальски стоящего волшебника. А теперь идем. — С этими словами доктор Пим торопливо зашагал по палубе.

По пути они встретили еще двоих стражей. С первым они едва не столкнулись, когда выходили из-за угла. Прежде чем морум кади успел наброситься на них, доктор Пим взмахнул рукой, и стражник, выронив меч, уселся на палубу, бессмысленно глядя куда-то в пространство.

— Вот так-то лучше, — пробормотал доктор Пим. — Сюда, мне кажется.

Он повел Майкла в какую-то дверь, они спустились на два пролета по металлической лестнице и очутились в коридоре с шестью дверями, которые охранял еще один морум кади. Доктор Пим снова прошептал что-то неразборчивое, и Крикун опустил свой меч, а его лицо исказилось подобием на редкость отвратительной улыбки. Доктор Пим протянул руку и коснулся губ живого мертвеца.

Тот, кто когда-то был человеком, дважды судорожно сглотнул, разжал челюсти и заговорил:

— Чем я могу вам помочь, сэр?

Голос у него был скрипучий и сдавленный, словно морум сотни лет не разговаривал.

— Сколько вас на этом корабле?

— Десять.

— Значит, остался еще один… На капитанском мостике, больше ему негде быть. Графиня в своей каюте вместе с юной леди?

— Да, сэр.

— Замечательно. Если я правильно понял, ключ от камер, где заперты дети, у тебя?

Только теперь Майкл впервые услышал приглушенные, испуганные голоса детей, эхом доносившиеся с обеих сторон коридора. Дети кричали, плакали, барабанили кулачками в стены. Грохот был таким постоянным и ритмичным, что его легко было принять за гул и рокот двигателя.

Морум кади вытащил ключи из-под своего драного мундира.

— Я хочу, чтобы ты отпер все двери, организованно вывел детей, а затем помог им партиями погрузиться в лодку этого молодого человека. Все понятно?

— Да, сэр.

Доктор Пим повернулся к Майклу:

— Сейчас я разберусь с последним морум кади. Потом разыщу твою сестру. Постарайся перевезти на берег как можно больше детей. Тебе придется сделать несколько рейсов.

— Хорошо.

— Я очень горжусь тобой, мой мальчик. — Старый волшебник крепко сжал плечо Майкла. Потом сказал стражнику: — Поступаешь в распоряжение этого молодого человека. Делай все, что он скажет. — И ушел, быстро скрывшись на лестнице.

Майкл посмотрел в покрытое трупными пятнами зеленое лицо Крикуна. Потом сделал глубокий вдох, поправил значок короля Робби и постарался придать своему голосу как можно больше уверенности:

— Так, выводи их сюда. И прекрати улыбаться. Это противно.

— Клэр, позволь мне представить тебе Кэтрин…

Произнося их имена, волшебник то и дело переводил взгляд с лица Кэтрин на лицо ее матери. Кейт видела, что он заметил сходство и понял, кто она такая.

— …Кэтрин, это Клэр…

Кейт показалось, будто время замедлило своей бег. Это не было чудом. Она действительно стояла здесь, в комнате, и старый волшебник знакомил ее с собственной матерью.

Ее мама улыбнулась и что-то сказала, но Кейт не поняла ни слова.

Мама протянула ей руку.

Кейт опустила глаза. Ее собственная рука была вся перепачкана грязью, копотью и запекшейся кровью в том месте, где она порезалась о камень. Только сейчас Кейт поняла, как ужасно, должно быть, выглядит: ведь она несколько дней не переодевалась, бегала под ливнем, спала на соломе в тюрьме, плыла по подземному каналу, провела борцовский поединок с секретарем, включавший катание по грязному полу и кусание за ухо; она словно увидела чужими глазами свои грязные сальные волосы, рваную одежду и усталые глаза, и тогда ей открылось, что в материнской улыбке была лишь жалость к несчастному созданию, невесть откуда взявшемуся перед ней.