Читать книгу "Люди Истины - Дмитрий Могилевцев"

Одержал Хасан и другую победу, столь же важную, но наполнившую его сердце печалью. После смерти Халафа по прозвищу Два Фельса сыны Сасана не умерили ни своей дерзости, ни жадности. По-прежнему они прельщали простаков и алчных, по-прежнему устраивали резню и грабежи и за деньги соглашались убивать и разорять кого угодно. Кийа их не терпел и, несмотря на запрет Хасана, старался вывести под корень эту породу в своих владениях. Это было тем легче, что сыны Сасана не особенно и стремились укрепиться в горах, где жизнь была суровой, а добыча – скудной. Но в богатых торговых городах власть их была велика. Их нанимали вельможи и богатые торговцы, их боялись правители городов. И многие низшие даи, подчиняясь Хасану, служили и им.

У них появился новый глава, сумевший, как и Два Фельса, подчинить себе их буйное братство, дать им общую цель, заставить действовать по плану. Хасан с горечью и ужасом узнал, что глава этот – Ахмад, сын верховного даи всего Ирана, рыжебородого веселого ибн Атташа. Хасан не хотел верить. Послал к нему гонца с письмом, позвал в Алух-Амут. Но гонец принес такой ответ, что Хасан, прочтя его, лишь грустно покачал головой. Ибн Атташ не верил в Хасана. Но, не в силах помешать ему, отдал власть верховного даи сыну. А сын обнаружил, что руки его пусты и власть его – всего лишь имя. Он хотел отказаться, отдать пустой титул Хасану, который уже имел всю власть, должную стоять за ним. Но брат Халаф успел к нему раньше. Узнав о том, Хасан сжал кулаки и проклял себя за то, что не послушал совета Кийи. Два Фельса из могилы отомстил ему за свой страх и смерть. Ведь Хасан словами убил сына Сасана. Почти так же, как когда-то Омар Хайям убил шута, пытавшегося его унизить. Хасан прочел в лице вора болезнь – и добавил к ней страх и тяготы поспешного бегства с гор. Он нарушил свою же клятву не предавать и не убивать братьев – и теперь нес наказание. За убитого Аллах отобрал того, кого Хасан считал вернейшим из верных. Два Фельса искусно раздул гордыню и ярость, и юноша, когда-то восхищавшийся Хасаном и укорявший отца за бездействие, посчитал хозяина Алух-Амута злодеем, укравшим положенные законному наследнику власть и силу. Немногие даи признавали Ахмада, который не унаследовал ни силы духа, ни обаяния и учености своего отца. Но Два Фельса привел к нему фальшивых проповедников, искусных в разжигании ярости, привел воров и наемных убийц, – и заставил их его слушаться. Власть – ярче золота, пьянее дурмана. Молодой Ахмад ощутил ее, такую сладкую в молодости, – и понял, чего лишил его Хасан.

Хасан предложил ему помощь и совет. Ахмад презрительно отверг их. И написал, что если Хасан не хочет ни ссориться, ни отдавать присвоенное, то так тому и быть: он, Ахмад, тоже не подымет руку на брата, пусть и лживого, и самонадеянного. Ахмаду не нужно то, чего он добьется не сам, своими руками и умом. По слухам, Хасан обзавелся наследником самого имама, так? А быть может, он еще переименует Алух-Амут в ал-Кахиру? Нет, Ахмад докажет свое право на наследство отца силой. Ахмаду ни к чему горные гнезда, никчемные, охраняющие лишь самих себя, и лживые свидетельства.

Ахмад поступил так же, как когда-то Хасан. Один, верхом на осле, он явился в главную крепость султана, цитадель Шахдиз под Исфаханом. А гарнизон ее после недавних свар и осад, когда из цитадели пришлось выгонять мятежную султаншу, на две трети был из дейлемитов. Слово Истины было сильно среди них. В скором времени Ахмад построил в крепости молитвенный дом, и сходились туда слушать проповеди даже воины-тюрки. За считанные месяцы Ахмад стал хозяином крепости. В конце концов он изгнал из нее тех, кто не согласился принять Истины, – и впустил сынов Сасана. В то же время в еще одной крепости неподалеку, в Халинджане, сыны Сасана, сговорившись с хозяином крепости и заплатив ему, напоили гарнизон до бесчувствия и устроили чудовищную резню.

Торжество Ахмада было недолгим. Султан Мухаммед Тапар пришел в ярость, узнав о захвате Исфахана. Напрасно гонцы от Ахмада привозили письма с изъявлениями покорности и обещаниями не нападать на султанские земли. Исполинская глыба Шахдиза была средоточием силы сельджуков, символом их власти. Оставить ее в руках еретиков-мулахидов было немыслимо. Султан сам повел войска – и удивился, узнав, что даже придворные препятствуют ему. Золото сынов Сасана могло победить в любом богословском споре. Факихи доказывали правителю Ирана, что люди Истины, такие же мусульмане, как и все остальные, произносят шахаду, блюдут шариат. Чем Ахмад в Шахдизе отличается от множества прочих эмиров, сидящих по городам? Пусть принесет клятву верности и командует крепостью. Под натиском разноголосого хора убеждающих Мухаммед дрогнул и заколебался, тем более что осада стоила бы множества жизней и денег. Но сынов Сасана подвело терпение. Когда султан лишь беспомощно смотрел то в одну, то в другую сторону, решая, куда склониться, они решили ускорить дело и подослали убийц к эмиру, бывшему самым яростным противником примирения. Эмир погиб. Его убийц схватили. Те, по обыкновению, в лицо схватившим их выкрикивали проклятия и угрозы и обещания скорой власти людей Истины над всем Ираном. Когда новость дошла до султана, он разогнал факихов и приказал начать осаду. Вскоре Ахмед своими глазами увидел, чего стоит верность приведших его к власти. Сыны Сасана не любили воевать и умирать. После первой же атаки они собрали сход и на нем заставили Ахмада послать к султану гонцов с просьбой о пощаде и обещанием сдать крепость, если осажденным позволят убраться восвояси. Ахмад стискивал кулаки и рычал. Его не слушали. Гонца все равно послали, и султан с радостью принял условие. В одну ночь крепость опустела. Лишь сам Ахмад, полный отчаяния и горечи, с горсткой верных укрепился во внутреннем замке. Он отбил еще два приступа. А потом те, кто решил не умирать вместе с ним, по веревкам спустились ночью со стены и рассказали, что в замке совсем мало защитников. Вдоль стен разложено оружие, но владеть им некому, и, если напасть с разных сторон одновременно, защитники не сумеют отбиться.

Назавтра, глядя из окна замковой башни на новый приступ, жена Ахмада надела свадебное платье и шагнула в дрожащий утренний воздух, прочь от крови и ужаса. А ее мужа, дравшегося со звериной яростью, взяли живым. Голым, с подпаленной бородой, его провели по улицам Исфахана. Толпа улюлюкала и швыряла в него нечистотами. Потом с Ахмада содрали кожу. Медленно, маленькими ножиками из мягкой меди. Умирал он два дня.

Сыны Сасана потеряли и Халинджан. На сей раз султан им отплатил той же монетой: когда они, поверив обещанию, вышли из крепости, он приказал схватить их и перебить всех до единого. Главарей их он посадил на колья, вбитые вдоль стен.

После этого сыны Сасана уже никогда больше не подымали головы так высоко. Они по-прежнему грабили и сеяли хаос, по-прежнему прельщали бедняков и прикидывались людьми Истины, – и нередко, сами того не подозревая, становились ими, неся пользу общему делу. Однако они всегда оставались на том месте, какое отвела им судьба, – на темной изнанке жизни, среди лжи и порока, среди тайного и постыдного. Но месть их осталась с Хасаном. Многие годы спустя простолюдины, говоря о людях Истины, вспоминали лишь бесчинства и разврат сынов Сасана, а не ясный простой свет правды, когда-то позвавшей к оружию.

Хасан хотел сделать Алух-Амут центром учености, подобием Дар ал-Илма в далекой ал-Кахире. Сам много писал. Прежде всего наставления для проповедующих Истину – краткие, ясные и без всякой витиеватости. Завершил наконец и собрал в одной краткой книге свое учение о талиме – распознавании истинного Имама. Собирал книги и ученых, приглашал отовсюду знатоков древности и факихов. Присылал приглашение и старому другу, Хайяму. Тот поблагодарил и пообещал приехать, но посетовал, что не знает, когда сможет. Времена смутные, и оставить обсерваторию нельзя. Нужно успеть многое, пока позволяет время и хозяева Нишапура, чья благосклонность хрупка. Хасан огорчился, но не слишком, – кто знает, как отнесся бы свободолюбивый и несдержанный на язык Омар к увиденному в Алух-Амуте? Хасан ведь и сам замечал, что крепость вся становится похожа на его келью – холодную, суровую и скудную. Кийа со своим шумным семейством и двором переселился в захваченный Ламасар, где было теплее и куда зеленее. Ламасар утопал в садах, сады были и снаружи, и за стенами. Укрытый от ветров, изобильно политый, он был как кусочек земного рая среди гор. Вместе с Кийей ушла и большая часть суеты. А Алух-Амут остался холодным и пустым. Дейлемиты любили повеселиться, а иногда и хлебнуть чарку-другую, изготовляя хмельное даже из овечьего молока. Но в Алух-Амуте всякий дурман был строжайше запрещен. Ушла из Алух-Амута и музыка. Не потому, что Хасан запрещал ее. Попросту он ее не любил и не желал терпеть вблизи себя то, что вмешивалось в настоящие звуки мира: скрип и хруст камня, мучимого холодом и солнцем, посвист ветра в скалах, далекий шорох реки. Из Алух-Амута ушли и песни, и крик. Даже приказы старались отдавать вполголоса. В Алух-Амуте не осталось женщин и детей. Во время очередного нашествия, когда султан Мухаммед Тапар в очередной раз решил покончить с Алух-Амутом – и в очередной раз потерпел поражение, – Хасан отослал свою семью к раису Музаффару, в благополучный и теплый Гирдкух. Его примеру последовали все мужчины Алух-Амута, и замок сделался еще неуютнее и суровее.