Читать книгу "Тварь 1. Графские развалины - Виктор Точинов"

Он принес из «Антилопы» так и валявшееся там свидетельство о смерти Сашка, изучил внимательно. И поразился.

Черт возьми!

В графе «Причина смерти» значилось: термические повреждения организма, повлекшие за собой разрушения мягких тканей, несовместимые с жизнью.

Вот это да.

Обычно из трех строчек сей графы медики заполняют лишь верхнюю, и то не до конца. Про обгоревшего и потом умершего написали бы: обширные ожоги такой-то степени…

Во что же надо превратиться, чтобы получить подобную формулировку? В головешку? В горсточку пепла? И будут ли проводить сложнейшие экспертизы, чтобы идентифицировать эту головешку или горсточку, оставшуюся от клиента психушки? Сомнительно…

Надо звонить в Саблино. Прямо сейчас. Не важно, что выходной и праздник. Немедленно уточнить подробности пожара, если там был пожар. Расспросить кого угодно, хоть дежурного врача, хоть пьяного санитара… Три года – срок небольшой, должны помнить.

Рабочие телефоны Юрия Александровича Парамонова, главного врача областной психиатрической больницы и старого знакомца Кравцова, остались в вагончике, в записной книжке.

Он сказал Козырю, что ненадолго отлучится, объяснил – зачем. Тот кивнул. Кравцов сомневался, что Паша хоть что-то из его слов понял.

3

На графских руинах – впервые после заступления Кравцова на пост сторожа – наблюдалось оживление. Мелькали люди, все в одинаковых синих спецовках. На охраняемой территории, возле развалин портика главного входа, виднелись «пазик» и грузовик с опущенным бортом – туда пришельцы споро загружали выносимые из дворца мешки непонятно с чем…

Кравцов досадливо удивился. Не время, совсем не время отвлекаться на исполнение служебных обязанностей. Однако решительно и торопливо направился к незваным гостям.

Никакого криминала не выявилось.

Более того, спецовки на спинах гостей украшала аббревиатура Пашкиной строительной компании… А в мешках оказался всего лишь всевозможный мусор, от которого прибывшие очищали дворец, – банки, бутылки, обломки кирпичей. На голове у каждого рабочего красовалась каска.

Седоусый бригадир объяснил: через три недели в графском парке состоится рок-фестиваль под открытым небом. Этакий мини-Вудсток. (Кравцов вспомнил: что-то похожее ему Козырь говорил, рассказывая о своих планах привлечения общественного интереса к «Графской Славянке».) В свете грядущего мероприятия предстоит возвести у пруда временную эстраду и подготовить дворец, куда любители рока, разогревшиеся не только от музыки, всенепременно полезут. Вот и проводится воскресник по очистке территории. Причем, по мнению бригадира, его люди занимаются сизифовым трудом – все равно после окончания действа развалины будут усеяны опустевшими емкостями из-под напитков разной градусности, использованными презервативами и одноразовыми шприцами…

Старик явно настроился поговорить еще об упадке нравов нынешней молодежи и вспомнить собственную комсомольскую юность, но Кравцову было сейчас не до разговоров.

И он торопливо обогнул дворец, направляясь к сторожке. Взбежал по ступеням крылечка, поковырялся ключом в скважине, распахнул дверь, и…

В грудь ударил живой снаряд, чуть не сбросив с крыльца на землю. Еще один, еще… Кравцов отшатнулся, прикрывая лицо руками. Опять вороны! Птицы вылетали из двери стремительно, как будто томились в заключении долгие годы. Бешеное хлопанье крыльев, карканье… И тут же все кончилось. Словно и не было ничего. Словно пришло и ушло минутное наваждение, вызванное жарким июньским солнышком.

Кравцов перевел дух. Осторожно заглянул внутрь. Вроде бы незваных гостей больше не осталось… Но что бы ни означал сей сюрприз, кошмаром и наваждением он не был. Кошмары не оставляют после себя на полу перья и пятна помета.

Ну и как это понимать?

Он обошел вагончик, заглянув во все закутки. Никого и ничего. Интересные дела… Путь, которым заявились серые пришельцы, числом около десятка, ясен – открытая форточка в бригадирской. Но чего ради? Никаких взывающих о помощи воронят Кравцов не приносил. Правда, кто-нибудь, знающий о горячих родительских чувствах этих птиц, мог сунуть птенца в форточку… Вот только зачем? Полюбоваться издалека минутным испугом писателя?

Причем, что любопытно, пернатые гости ничем не заинтересовались в сторожке. Все перья и помет – в коридорчике, у самой двери. Можно подумать, что заявились они с единственной целью – организовать такую вот ошарашивающую встречу…

Он еще раз осмотрел загаженный пол и увидел лежащую чуть в стороне бумагу – всю истыканную и изодранную, наверняка вороньими клювами.

Поднял, перевернул. Записка. Несмотря на понесенный ущерб, вполне можно разобрать три слова, написанные крупными печатными буквами, без обращения, подписи и знаков препинания: «РАКЕТОДРОМ ТРЕТЬЯ ШАХТА».

Еще интереснее. Подсунули под дверь? Или кто-то побывал внутри? Доставил послание и посылочку – птичью стаю? Или же тут сработала воронья почта, на манер голубиной? Но отчего тогда крылатые почтальоны с такой яростью терзали письмо, ни на что иное не обращая внимания?

Кравцов отыскал записную книжку – автоматически, размышляя о полученном послании и обстоятельствах его появления.

Со смыслом записки дело обстояло несколько яснее. Надо понимать, к ракетодромам в Капустином Яру или Плесецке она отношения не имела. В их подростковой компании «ракетодромом» называлось другое, более близкое место…

…Запуски проходили просто. В земле выкапывалась «пусковая шахта» – ровная цилиндрическая выемка, по размерам точно соответствующая «ракете» – старой железной бочке. В глинистом дне «шахты» делалось небольшое углубление и заливалось водой. В воду опускался кусочек карбида – эти камешки обычно выменивали, выпрашивали, а то и подворовывали у строителей. Карбид немедленно начинал пузыриться, выделяя горючий газ ацетилен… В шахту тут же опускали бочку-ракету – вверх дном. В днище заранее пробивалось небольшое запальное отверстие и затыкалось комком глины. Потом приходилось несколько минут ждать, пока ацетилена внутри бочки наберется достаточно, чтобы образовать с воздухом взрывчатую смесь. За это время мальчишки устанавливали в шахты (были они многоразовыми и служили не один год) еще три-четыре бочки. Потом, убрав глиняные затычки, приступали к запуску. Вся компания отходила подальше, а один (обычно им бывал Алекс) приближался ползком и подносил к запальному отверстию длинную палку, обмотанную горящей тряпкой. Газ с грохотом взрывался, бочка взлетала высоко-высоко (так тогда казалось, на деле метров на пятнадцать, много на двадцать), зависала на долю секунды неподвижно – и падала, издавая дыркой в днище пронзительный свист. Алекс отряхивался от земли, разлетевшейся при старте в стороны, и подползал к следующей шахте…

Теперь Кравцова – именно Кравцова – звали на место старых игр. Кто? Сашок? Вполне возможно. О месте запуска тот наверняка знал, ракетодром не был единоличной собственностью лишь их компании. И располагался на пустынном берегу Славянки, подальше от домов и нахоженных троп, в десяти минутах ходьбы от графских развалин… Взять с собой ружье? Не стоит… Едва ли это покушение, скорее приглашение к переговорам.