Читать книгу "Закон военного счастья - Николай Басов"

Разбил этот круг на четыре части и по внешней стороне круга пустил четыре картинки. На одной показал, как расцветают цветок и дерево. На следующей, как стоят травы и как некая сущность, отдаленно напоминающая пернатика, но и человека, скашивает эти травы. Около следующей дуги изобразил, как с неба на подобия человеческих строений сыплется дождь, и, наконец, в четвертом секторе показал те же строения, засыпанные снегом. Снег у Ростика не очень получился, он остался слишком похож на дождь из предыдущего времени года, но это было уже и не важно. Кажется, пернатики поняли его. Они рассмотрели его рисунки, а потом вдруг один из свистунов присел, обозначая согласие.

Было приятно, что его поняли. А вот дальнейшее объяснение не могло быть приятным. И для Роста тоже.

Он замял изображение на пластилине в верхней части доски и изобразил параболические зеркала, которые люди грузят на транспортный гравилет, точь-в-точь похожий на тот, в котором чуть сзади всей этой живописной группы висел Казаринов.

Потом, подумав, разделил весь круг, до этого разбитый на четыре части, на двенадцать дуг, попросту обозначив в каждом из секторов три кусочка, и от каждого из этих кусков отвел специальную черту, на конце которой показал те же зеркала, но уже в уменьшенном виде.

Один из жрецов-свистунов, не тот, что приседал, повернул к себе Ростиково творение, потом, тыкая мощным указательным пальцем в каждое из изображенных зеркал, пересчитал их. Ростик считал с ним вместе, получилось, что он не ошибся, зеркал было десять. Потом, понимая, что душа пернатиков наполняется гневом или отчаянием, он принялся рисовать те же десять зеркал против каждого из полученных месяцев. То есть за каждый из четырех сезонов Ростик требовал выдавать человечеству тридцать настоящих, без всяких дураков, параболических зеркал.

Конечно, он не нарисовал и второго десятка, как над толпой пернатых вояк пронесся вой. Кто-то выбил у Ростика из рук доску, еще кто-то свалил его на песок молодецким ударом… Как вдруг с неба, подобно знаку Зевса-громовержца, ударила молния. Ее сила была ошеломительна. Рост, который последние дни только и делал, что палил из этих пушек, равно как и получал ответные удары, и тот был слегка оглушен этой энергией. От нее пахло озоном и смертью, она заставила расплавиться песок в том месте, куда ударила, и даже на расстоянии дохнула таким жаром, что некоторые из вояк отшатнулись.

Ростика оставили в покое. Он поднялся, отряхнулся и поднял свою доску. С той стороны, где был изображен уравновешенный баланс, на пластилин, размякший на жаре, прилипло довольно много песка, и он не хотел легко стираться. Но Ростик и не стал этого делать – не до того было. Он сдул песчинки, которые сдулись, а потом двумя руками поднял доску над собой, показывая, что случится, если эти вояки не будут себя сдерживать. Или если хотя бы один не удержит себя в руках. Или если все остальные из их банды такого вот ретивого не удержат.

Жрец, который не свистел, повернулся к своим хламидникам и стал очень негромко, очень быстро клокотать. Рост прислушался. В этой речи, казалось, не могло быть ни отдельных слов, ни сколько-нибудь осмысленных звуков. Но все-таки это была речь. Потому что остальные его понимали. Некоторые отвечали, некоторые – это было заметно по горячности выражений – протестовали. Но медленно, почти незаметно их головы склонились. Наконец почти все как один присели в местном знаке согласия.

Тогда, игнорируя прокатившийся по солдатам стон разочарования, главный жрец подошел к Ростику, перевернул его дощечку на ту сторону, где был изображен круг, довольно уверенно взял из пальцев Ростика стило, которое оказалось зажато этими самыми пальцами совершенно рефлекторно, как соломинка в руках утопающего, и нарисовал против каждого из обозначенных месяцев черточки. Против зимних месяцев жрец провел по три черточки, против весенних и осенних – по пять. Лишь против летних оставил по десять, подтвердив их своими более глубокими и длинными линиями.

Рост покачал головой, вытащил из нагрудного кармана гимнастерки другое стило, добавил к изображениям жреца по две черточки против осенних и весенних месяцев, а против зимних твердо, как мог, провел по пять черточек.

Теперь пришла пора переживать пернатому. Он качнулся вбок, словно на миг вздумал изображать Пизанскую башню, и снова принялся стирать Ростиковы линии. Но теперь Рост был непреклонен. Он понимал, что уже и за сделанную скидку Председатель вполне может отстранить его от дальнейших переговоров, поэтому не собирался уступать.

Пернатые посовещались, потом призвали каким-то образом летунов в доспехах с вмонтированными в них пушками, мигом появившихся в воздухе и наполнивших пространство над переговорщиками хлопаньем крыльев, криками летающих страусов, дикими воплями команд, которые испускали некоторые из пехотинцев, видимо, в знак поддержки… Но на Роста это не произвело никакого впечатления. Он просто поднял руки, и тотчас на него и на пернатиков упали две тени. Они показались сначала не очень большими, но по мере снижения этих теней все ощутили действие антигравитационных волн, вызывающих явственное впечатление стекающей вниз крови, и боль, возникающую во всем теле.

Летуны бегимлеси куда-то исчезли, лишь две мрачные тени, как пресловутая воля захватчика, лежали на земле, заставляя умолкнуть самых воинственных из пернатых.

Потом Рост еще раз ткнул дощечку под нос главному жрецу и впервые спросил его вслух:

– Согласны?

Пернатый вздохнул почти по-человечески. Потом поднял руку, привлекая к себе внимание, что-то очень негромко, но жестко проклекотал… Тотчас кто-то среди воинов запричитал в голос, но большая часть повернулась и стала уходить. Вернее, отправилась в сторону склада. Рост с силой провел рукой по лицу. От этого у него даже глаза на миг закрылись, а когда он их открыл, жрецы тоже уходили к городу. Медленно, угрюмо, ссутулившись, словно на них с неба лил проливной дождь… Как-то немного по-куриному.

Ростик постоял, потом сел, достал свою флягу. Выпил воды. Лишь теперь он заметил, как подрагивают у него губы и как пот выступил на лбу. Поднял голову. Около него с копьями наперевес стояло шестеро воинов пернатых. Один из них держал ружье и смотрел на Ростика неотрывным, немигающим орлиным взглядом. Потом все-таки мигнул и чуть ближе наклонился, разглядывая Ростика еще бесцеремоннее. Чтобы избавиться от этого взгляда, Рост улыбнулся и протянул руку с флягой.

– Хочешь? – спросил он, словно пернатый мог его понять.

Тот отвернулся, не двинув ни одним мускулом тела, только шеей. Так или очень похоже на Земле умела делать сова, когда, сидя на ветке, посматривает в разные стороны.

Потом к Росту подошли солдаты, ушедшие к складу. Каждые шестеро из них несли по зеркалу. Когда зеркала были выложены отражающей стороной вниз на мягкий песок, Ростик вздохнул с облегчением. Оказывается, он не очень-то верил, что его задача будет решена. Тогда он поднялся и принялся гнать охранников прочь.

– Все, ребята, – приговаривал он, – идите себе. Дело сделано, теперь отойдите подальше.

Тот охранник, который рассматривал Ростика, вдруг вырвал из его рук пластилиновую дощечку и, осторожно неся ее перед собой, двинул к городу. Не оборачиваясь, он что-то произнес, и почти все его пернатые, даже те, которые не стерегли Роста, а просто принесли зеркала, довольно резво последовали за ним.