Читать книгу "Глухомань - Борис Васильев"

— Вполне возможно.

Танечка с горечью покачала головой. Настроение ее вдруг резко изменилось. Даже лицо изменилось. Возле губ вдруг возникли горькие взрослые складки, и совсем уж взрослая складочка пролегла между всегда задорно вздернутых бровей.

— А теперь — наверное, самое страшное. Во всяком случае — самое неприятное и тяжелое для всех нас.

— Ты меня пугаешь?

— Я тебя готовлю, — очень серьезно сказала она. — Когда Ира, напившись, стала рыдать, что ей приказали выйти за нелюбимого, я стала ее утешать и, как могла, хвалить Федора. А она вдруг крикнула: «Он — убийца!..» Ну, я сразу подумала, что она в истерике, при которой женщины валят в одну кучу все самые страшные обвинения в адрес ненавистного мужчины. И попыталась успокоить, говоря, что она ошибается. А она оттолкнула меня и закричала в лицо: «Он получил приказ перекрыть Метелькину выезд на шоссе и ждал его рядом, за кустами!.. А когда увидел, что Метелькин этот несчастный едет, выехал и ударил крылом. И сразу же остановился. Метелькин выскочил, начал на него кричать, а сзади подкрался еще кто-то и ударил газетчика по голове. Потом они вдвоем затолкали тело в машину, Федор взял какие-то документы, отвез убийцу до остановки автобуса, идущего в область, и приехал в спортлагерь. А когда докладывал нашим начальникам, как они кокнули Метелькина, я по наряду убирала зал заседаний. Дверь они не закрыли, и я слышала каждое слово. А потом незаметно ушла, потому что знать такие вещи — верная пуля». Я растерялась, стала говорить, что ей, наверно, почудилось, что все было не так, — продолжала Танечка. — А она: «Да он же деньги с них требовал за исполнение! А они ему не дали. Сказали, что заплатили тому убийце и что пусть этот убийца поделится с Федором…»

— Что?..

— Теперь тебе ясно, кто убил Хромова? Именно это и имела в виду Ирина, рыдая на моей груди.

Ирина устроила истерику, рыдала на груди Танечки и выболтала тайну, за которую Федора могут крепко подцепить за жабры. Только — кто может? Милиция? Нет, Сомов очень даже боится выйти в тираж. Прокурор — разумеется, новый, а не Косоглазов, поспешно переведенный в область с повышением… Новый, как говорят, пытается рыть и, кажется, пока не очень связан с местными вершителями судеб…

Ну, а если это — спектакль, разыгранный для Танечки, чтобы проверить ее и мою реакцию? Возможен такой ход? Вполне. Вполне возможен, потому что легко поддается проверке.

Так, может быть, это и есть та самая блесна, на которую пытаются подсечь меня со всеми моими патронными потрохами? Возможно? Вполне возможно тоже. И очень похоже, что наживка, то бишь блесна, подброшена нам двоим.

Это все пронеслось в моей голове за доли секунды: когда боишься за жизнь любимой, это случается с нашими мозгами…

— А если это инсценировка?

— А я похожа на идиотку?

— Пока — не очень, — улыбнулся я.

— Это мужчину можно провести, выдав ему истерику, потому что амплуа всех мужчин без исключения — простаки. А женщин на истерику не подцепишь, у нас не разум анализирует, нас интуиция предупреждает. А во мне никакого звоночка не прозвенело, и я убеждена — убеждена, понимаешь, дорогой, — что Ирина горевала совершенно искренне. В ней мало святого, согласна, может быть, она способна и на преступление, не исключаю. Но она совершенно искренне, даже фанатично верит в любовь, и предать эту любовь даже чисто физически для нее — великое преступление. А она все время бормотала о каком-то Вадике, предать любовь которого ей приказали. Это вы, мужчины, — шумовой оркестр, а мы — в большинстве своем — все-таки скрипки, которые, правда, исстари вы прячете не в те футляры.

— Браво, — сказал я. — Отличный спич.

— Я бы не рискнула его произнести, если бы сама во-очию не убедилась в его правоте. Я мудрено сказала? А все очень просто: на наш девичник пожаловала твоя бывшая супруга со своим Спартаком. Увидела меня и аж позеленела со злости. Но выдавила улыбку, поздравила Ирину и сказала, что, мол, конечно, слезы — удел женщин, но… Распахните уши, мой повелитель, ибо я цитирую дословно!

— Распахнул, — сказал я.

— Она сказала: «Стерпится — слюбится, Вадик тебя не стоит, сама вскоре поймешь. Утрись и развеселись». После чего эта пара удалилась тотчас же.

— Погоди, погоди. Не в нашего ли Вадика втюрилась твоя Ирочка?

— Ну, что ты, — с некоторой брезгливостью улыбнулась Танечка. — Наш Вадик — жалкое ничтожество, которому еще нужна мама.

— Вот-вот, — подхватил я. — А Ирина — натура сильная, что бесспорно. А в сильных женщинах часто просыпается материнский инстинкт, и порой задолго до рождения ребенка. И они всегда путают его с любовью. Недаром на Руси куда чаще говорили «жалеть», чем «любить». В русском языке это — почти синонимы.

— И ты думаешь… — помолчав, начала было Танечка.

— Я не думаю. Я уверен в этом. Любопытно, не правда ли?.. Вот почему этот Вадик так не любит Федора…

— Ты думаешь… — вновь, но уже растерянно повторила Танечка.

— А почему он с такой легкостью заложил Федора после расстрела на дискотеке? Почему? Ты можешь это иначе объяснить?..

Танечка подавленно промолчала.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Я долго думал, как мне подойти к следующим событиям, чтобы их взаимосвязь с событиями предыдущими и возникшими впоследствии была понятна тебе, Танечка. Тебе или тем, кому ты дашь почитать эти записки. И не нашел ничего иного, как пересказать их не от лица автора, а как бы со стороны, что ли.

При этом я ничего не сочиняю и даже не предполагаю, что было именно так. Я знаю, что было именно так.

Знаю со слов самого Федора. Я слышал их при свидетеле, в честности которого нет ни малейших оснований сомневаться.

На следующий день после развеселой девичьей попойки Иру вызвали в штаб. Она пришла с заметно помятым, несмотря на старательный макияж, лицом, четко вскинула руку и выкрикнула:

— Служу России!

В кабинете присутствовали трое. Сам Спартак Иванович, Тамара и Федор.

— Проспалась? — спросила Тамара.

— Так точно!

Тамара вплотную подошла к ней и стала молча смотреть в глаза. Ирина стояла, как положено стоять по стойке «смирно», и, стараясь не мигать, не отводила глаз,

— Ты пригласила эту девку?.. В паричке?

— Так точно!

— Зачем?

Ирина молчала.

— Зачем, я спрашиваю!

— Я думала… Федор часто бывал у них в доме. Я думала…

— О, слышите? Она, оказывается, и думать у нас умеет! А пьяную истерику ты тоже закатила от великого ума?

— Нет. — Ирина уже сбилась с единственно правильного тона, стала бормотать, оправдываться. — Федор часто бывал… Он очень дружен с Андреем Кимом, а Андрей…