Читать книгу "Эрнст Генри - Леонид Михайлович Млечин"

сложности проживаю в Москве уже более десяти лет. Добиться личного приема у тов. Лебедева, по-видимому, нет возможности.

Простите, что ввиду этих обстоятельств я вновь вынужден обратиться к Вам с просьбой о содействии. Прошу, чтобы мне дали хоть какой-нибудь угол.

8 июля 1954 г.

тел. К 4–06–57

Спиридоньевский пер., д. 7, кв. 15»

Эрнст Генри приписал несколько слов помощнику Молотова

«Уважаемый тов. Смирнов!

Сегодня я направил письмо Вячеславу Михаловичу.

Разрешите сообщить еще следующее.

Я убежден, что товарищи из Краснопресненского райжилотдела отклонили мою просьбу только потому, что были смущены моими биографическими данными. Если бы они имели основание полагать, что за мной нет ничего плохого, не сомневаюсь, что они и сейчас поставили бы меня на очередь.

Простите за беспокойство. При состоянии моего здоровья жилищный вопрос стал для меня вопросом жизни».

Что можно изменить в биографии? Поправить в анкете? Партийность!

Эрнст Генри состоял членом Коммунистической партии Германии. Когда он перебрался в Англию, ему рекомендовали в британскую Компартию не вступать. Она находилась под присмотром полиции и спецслужб, а Эрнсту Генри предстояло завести максимально широкий круг знакомств. Когда он в 1946 году вернулся в Советский Союз, то оказался беспартийным. На службе в идеологических учреждениях беспартийных держали без удовольствия. Но как вступить в партию тому, кто не находится на службе? Кому писать заявление о приеме? Эрнст Генри попросил о помощи 1-го секретаря ЦК КПСС Хрущева:

«Глубокоуважаемый Никита Сергеевич!

Обращаюсь к Вам по вопросу о моем вступлении в партию, так как, очевидно, только ЦК может дать необходимые указания.

Я журналист-международник, автор двух книг, изданных в 30-х годах в СССР и в разных странах Запада („Гитлер над Европой“ и „Гитлер против СССР“) под псевдонимом Эрнст Генри.

С 1920 года, то есть с 16-летнего возраста, моя жизнь прошла в работе для коммунистической партии. Я был курьером КИМа, секретарем международного отдела ЦК РКСМ, работником аппарата ЦК компартии Германии (в которую вступил в 1920 году), сотрудником и корреспондентом „Роте фане“. Неоднократно арестовывался на Западе, высылался из Берлина, Лондона и Парижа.

В годы Второй мировой войны был представителем Совинформбюро в Лондоне и заведующим бюро печати и пропаганды „Совьет ньюс“ при посольстве СССР в Лондоне. После моего приезда в СССР в декабре 1946 года работал в Совинформбюро и в Радиокомитете, откуда был уволен „по реорганизации“ в 1949 году.

В настоящее время я сотрудничаю в журналах „Новое время“, „Международная жизнь“ (псевдоним А. Леонидов), „Новости“ (псевдоним А. Лосев). Закончил и сдал Госполитиздату большую книгу „Кризис лейборизма“. Готовлю новую книгу „Интернационал смерти“ (о тайном объединении военно-промышленных трестов Запада под главенством Моргана).

Находясь с 1920 по 1946 год за границей, я был лишен возможности вступить в КПСС. Сразу после моего приезда в Москву в 1946 году я намеревался поднять этот вопрос, но мне отсоветовал тогдашний начальник Совинформбюро С. А. Лозовский, сказав, что партийный коллектив учреждения должен сначала познакомиться со мной в ходе работы. Вслед за тем я начал ощущать какое-то неопределенное недоверие по отношению ко мне и поэтому не поставил вопрос о моем вступлении в КПСС, хотя это было мне очень тяжело.

2 марта 1953 г. я был арестован органами бывшего МГБ. Предъявленные мне обвинения были совершенно фантастическими, до суда дело не дошло, и 13 февраля 1954 года я был освобожден решением МВД.

Через два дня после освобождения военный прокурор бывшего МГБ полковник Приходько, ведший мое дело, по собственной инициативе спросил меня (в присутствии полковника Никитина из следственного отдела), намереваюсь ли я вступить в КПСС, и сказал, что если партийным организациям потребуются сведения обо мне, МВД их даст.

Подача заявления о вступлении в КПСС затрудняется тем, что, будучи занят литературным трудом, я не состою на постоянной службе и, следовательно, не могу обратиться в первичную партийную организацию. После издания моей новой книги я намерен подать заявление о вступлении в Союз советских писателей, но ждать дольше со вступлением в партию не хочу.

Пребывание вне рядов КПСС для меня тяжело и ненормально. Это противоречит всей моей жизни, немыслимой для меня вне дела коммунизма. Я ждал очень долго и не по своей воле.

Так как я лишен возможности обратиться в первичную партийную организацию, прошу Центральный Комитет помочь мне указанием, какие шаги мне следует предпринять для вступления в КПСС.

Я понимаю, что моя просьба необычна, но надеюсь, Никита Сергеевич, Вы учтете ее глубокое значение для меня.

С. Ростовский

Шмидтовский проезд, дом 5, кв. 301

тел. Д 2–85–00, до. 4–78

6 января 1955 г.»

Письмо из ЦК переслали в Московский горком. Эрнст Генри получил записку: «Прошу Вас зайти в организационный отдел Московского городского комитета КПСС 31 января 1955 года к часу дня по вопросу Вашего письма. В случае невозможности зайти в указанное время, позвоните по телефону Б 8–49–32».

Что ему могли посоветовать в горкоме? Или найти работу, где партийная организация со временем решит, достоин ли он партбилета. Или вступить в Союз писателей СССР, где была своя первичная парторганизация. Других вариантов нет, а нарушить догмы партийной жизни немыслимо.

Примерно в то же время любимый народом поэт Александр Трифонович Твардовский обратился к Хрущеву с подобного рода личной просьбой:

«В графе моей учетной карточки „социальное положение родителей“ обозначено, что родители мои были кулаками… Но семью свою кулацкой и себя сыном кулака я никогда не считал и не считаю, потому что основным признаком кулацкого двора, как известно, является применение наемного труда, а в хозяйстве моего отца, крестьянина-кузнеца, наемный труд не применялся…

Я сделал все, что было в мои силах: добился приема у тогдашнего секретаря Смоленского обкома партии И. П. Румянцева… Он мне сказал (я очень хорошо помню эти слова), что в жизни бывают такие моменты, когда нужно выбирать „между папой и мамой, с одной стороны, и революцией — с другой“, что „лес рубят — щепки летят“ и т. п.

И всю мою юность мне было привычно, хоть и горько, носить на себе печать этого несчастья, считаться „сыном кулака“… В многочисленных изданиях моих книг, в учебниках и хрестоматиях в биографических справках — всюду указывается, что писатель Твардовский А. Т. — сын крестьянина-кузнеца, то есть выходец из трудовой семьи…