Читать книгу "Граненое время - Борис Сергеевич Бурлак"

поможет ему, даже отраженный свет прошлого, который до сих пор доходил оттуда, с полей Отечественной войны. Возможно, что этого света хватило бы на всю жизнь, если бы не встреча с Журиной. Он писал ей, одно за другим, пространные письма, но, прочитав их утром, на свежую голову, немедленно сжигал. Он не находил тех слов, которые, не скрывая правды, смягчали бы его вину до такой степени, чтобы оставалась хоть малая надежда на снисхождение. Недавно он решил черкнуть короткую записку, что никогда по-настоящему не любил ее, Наталью, что просит не судить его за легкомысленный поступок. Но, к счастью, не отправил записку с шофером, как намеревался это сделать, и на другой день, пробежав с десяток строк, он ужаснулся своему падению.

В окно постучали.

— Я готов! — крикнул Захар.

— Что ж, едем, — ответил он и поднес фронтовую зажигалку к листку бумаги.

«Газик» резво бежал по косогору. На восток от него начиналась равнина. Она как шахматная доска: светло-желтые клетки хлебов, черные клетки зяби, и на одних клетках виднелись комбайны, на других — тракторы. Ночной дождь притормозил полевые работы, комбайны остановились там, где их застигли тучки, умчавшиеся с восходом солнца в сторону Тобола.

Витковский рассчитывал к концу недели полностью завершить уборку — и вот опять заминка, о которой не успел предупредить его даже очень чуткий к непогоде старинный рижский барометр. Целый день наверняка потерян. Вдобавок к тому, райком распорядился отправить грузовики, присланные из области, в другие хозяйства. У вас, мол, дело идет к концу, а соседи ваши поотстали. Что же ему, возить хлеб на легковых машинах, что ли? Да была бы его власть, он согнал бы на целину и такси из городов. Спасли же они Париж в четырнадцатом году, когда немцы подходили к Марне. Тем более, можно спасти хлеб, если умело маневрировать автомобильным парком. Придется повоевать с секретарем райкома, теперь уж напоследок.

Но в райкоме никого, кроме дежурного, не оказалось.

— Я так и думал, что зря потеряем время, — сказал Захар, раздосадованный неудачей. — Ну, куда двинемся?

— В бригады. Нужно переключить всю технику на вспашку зяби.

Захар не возражал, в бригады так в бригады. Витковский в последнее время стал еще подвижнее, а главное — стал сговорчивее. «Этак мы скоро заживем с ним душа в душу», — все чаще подумывал Захар, которому, по правде сказать, надоели эти  в с т р е ч н ы е  б о и, как называл директор свои стычки с секретарем парткома.

— Устал я, Захар Александрович, — неожиданно признался сейчас Витковский. — Один в поле не воин, но и трое в поле — тоже не полк. Вот мы с тобой, да еще Востриков, мотаемся целыми днями по полям, а что толку? Стоит только не побывать в какой-нибудь бригаде два-три дня, как обязательно что-нибудь да натворят. Или напьются, или оставят на загоне треть колосьев, или до обеда проспорят о пустяках, вроде того, кто больше переработал.

— Напрасно вы так опекаете людей.

— То есть? Да будто я один занимаюсь этой опекой! В прошлый раз захожу в райком. Дым коромыслом. Полно народу.

— Так, так, любопытно.

— Сидит за столом не кто иной, как предоблисполкома, и распределяет между совхозами полевые кухни, бачки для воды, умывальники. Увидел меня, спрашивает: «Сколько вам нужно умывальников, Павел Фомич?» Это же комедия! Я приехал за грузовиками, а мне предлагают умывальники!

— Он ведь тоже привык все делать сам.

— Привык, привык! Мне-то от этого не легче.

«Газик» нырнул в зеленый тоннель: по обе стороны проселка в рост человека стояла кукуруза. Захар тронул водителя за плечо, открыл дверцу.

— Полюбуйтесь, — сказал он, желая отвлечь Витковского от невеселых мыслей.

Кукуруза была хорошая. Захар Александрович потрогал ветвистый куст, протянул руку к Витковскому — на ладони искрились, дрожали крошечные бусинки.

— Видите, Павел Фомич, как ловко собирает влагу своими листьями-раструбами. Вот смотрите, — он разгреб землю около толстого корня. Земля была сырая, будто после дождя.

— Я не догадывался об этом.

— Хитрая, как все женщины! Такая выдержит любую засуху...

Вторую половину дня они провели в бригадах. Комбайны еще стояли, но вспашка ранней зяби шла полным ходом. Никто не ждал распоряжений сверху, и Витковский похваливал управляющих третьим и четвертым отделениями. Он смотрел на маслянистые гребни иссиня-черной пашни, думая о том, что уже не он, а кто-то другой выйдет на это поле будущей весной. До чего похожа смена времен года на смену поколений, разница только в масштабе времени.

— Да, скоро осень, — -сказал Захар, когда они подъезжали к центральной усадьбе. — Дни убывают, черт побери, с катастрофической быстротой.

— Что дни, жизнь убывает, — глухо отозвался Витковский.

Дома он нашел на столе письмо Журиной, присланное по почте. Не сбросив с плеч крылатой плащ-накидки, он сел за стол, выдвинул правый верхний ящик, где вместе с пистолетом хранились его очки, специально заказанные для чтения.

Наталья писала:

«Павел!

Я уже и не знаю, что и подумать. Правда, ты очень занят, однако мог бы выбрать за полтора месяца часок-другой. Мне иной раз кажется, что ты просто избегаешь встреч. Извини, пожалуйста, все мы, женщины, такие мнительные.

В начале сентября еду в Москву, по делам нашей экспедиции. Из Москвы — в отпуск. Мне предлагают путевку на Рижское взморье. Правда, говорят, что туда ехать поздно. Но я северянка.

До свидания, теперь уже глубокой осенью».

Он ждал совсем другого: упреков, обвинений. И вдруг эта записка, где в каждом слове угадывается женское достоинство, даже превосходство.

Наотрез отказавшись от обеда, который приготовила Пелагея Романовна, он немедленно отправился к Наталье.

И опять вьется, петляет по косогору торная дорога, рассекают застоявшийся вечерний воздух крылья автомобиля. С юго-запада надвигается на притихшую степь гроза, там посверкивают молнии. Но грома еще не слышно.

Стало накрапывать, когда он остановил разгоряченный «газик» у знакомого палисадника. Со стороны протоки подул ветер, и георгины низко поклонились позднему гостю.

Наталья встретила его на ступеньке дощатого крыльца (значит, ждала). Он хотел было подать руку, но она, клонясь всем корпусом вперед, словно падая, озорно кинулась ему навстречу прямо со ступеньки. Он поддержал ее за локти, осторожно опустил на землю, тронутую оспой налетевшего дождя.

— Наконец-то, — сказала она, целуя его в небритую щеку. — Я знала, что ты сегодня обязательно приедешь!.. Что же мы стоим? Идем в хату, — и, взяв его руку, повела на зыбкое крылечко.

Витковский поднимался вслед за ней слепым шагом идущего на казнь. В комнате Наталья заглянула ему в лицо и отступила.

— Что с тобой, Павел? Как ты изменился...

Она зажгла люстру. Он прикрыл глаза ладонью.

— Не надо.