Читать книгу "О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 2 - Мацей Стрыйковский"

также едва ли не всех татары побили так, что их очень мало удрало. После чего большой ущерб в людях и в имуществе военном татарами в то время князю великому московскому был.

В этом же году Елизаветa, вдова Казимировa, святой и благочестивой жизни госпожа, которая Речпосполите Польской и Литовской много доброго освященным своим потомством причинила, долг последний [z] тела смерти заплатила. В Кракове, тамже на замке сыном Александром, королем польским, великим князем литовским, похоронена с почестями в той же часовне, где король Казимир лежит, муж ее славной памяти.

А в этомго ду 1506 вильновцы и господа литовские этим страхом татарским, как Меховиус и Кромер свидетельствуют, потревожены были и стены вокруг Вильна обвели и замки укреплять начали.

В этом же году волошский воевода Богдан Одноглазый послал в сваты к королю Александру прося, дабы ему была королевна Елизавета, сестра его, дана ему женой, [393v] изъявляя желание вернуть те уезды, которые незаконно взял его отец: Цешибесы и Тысменицу. Король это дал на волю королевне, но она никоим образом не хотела позволить, чтобы тот был другой веры и к тому же одноглазый, и ее к этому решению привело то, что в то время королева Казимирова, Елизавета, мать ее, умерла.

О сейме люблинском, о споре духовных со светскими за места в сенате, о походе служебных в Волохию и об отнятии Покутья

Король Александр вгоду 1506, посредством лекaрств от болезни вылеченный, месяца ноября в Люблин на сейм из Кракова приехал. На этом сейме начался спор между светскими господами и духовными об образе и порядке сидения в сенаторском кругу, ибо домогались господа светские, дабы епископы одну сторону королевскую, хоть бы и правую, себе выбирали, и им бы одну отдельную сторону дали. Чтобы тоже от имений своих и доходов церковных, которых более чем король со шляхтой держал, в дело общее военное отправляли. Там после долгих ссор король, принимая сторону духовных, сказал, дабы оные при своих привилегияхи собственности целиком остались.

Там же решено монету новую ковать на общую оборону и начали ковать полгрошики. Духовные тоже побор уступили на солдат, которых король отправил против Богдана, воеводы волошского, сына Стефана, где услугу великую оказали, когда замки некоторые над Днестром у волохов взяли. В то время два молодца [394] красивые, Струсовичи, Щенсный и Юрек, отсоединившись от войска, шли в казачество в Волохию, и, имея пять десятков коней, попали на множество волохов, и, имея возможность уехать, встретились с ними, и большим числом побеждены были. Щенсный сразу же убит был, а Юрек мог уехать, не хотел, говоря: «Боже этого не дай, дабы при своим милом брате горла не дал». Бился с ними так долго, пока его в плен не взяли, а потом его казнили; их весь народ польский жалел долгое время. За это отомстили служебные сразу же волохам, когда также Каменецкий самих волошских бояр (победив их два отряда) приказал на этом месте пятьдесят вырезать. В этой же битве староста либо Бурколяб хотимский убит был, и Копач, гетман, едва удрал, и потом Богдан должен был примирения просить, которое под условиями получил, хоть Меховский, Ваповский, а также Бельский этой битвы о результате битвы не пишут. Но Кромер, lib. 30, fоl.PE 668, SV 445 пишет, что эта война перемирием окончилась, доказывая это письмами того же Богдана, которые в казне коронной видел.

О приезде короля Александра в Вильно, о возведении царя Шахмата в Ковне, о немощи королевской, о фальшивом лекаре, разорении литовского княжества татарами и поражении Литвы под гетманством Глинского у Клецка

Король Александр вгоду 1506, а согласно летописцу (latоpisiес) седьмого, прямо с сейма люблинского в Литву согласно [394v] Меховскому в день св. Григория в великий пост приехал, ибо его там, как Кромер пишет, послы царя перекопского и ногайского другие ожидали. Слыша также, то, что в прошломгоду князь московский Иван Васильевич расстался с миром, из-за чего Александр после его [смерти] готовился к возврату тех замков и княжеств, которые у его отца Казимира и его самого у Великого княжества Литовского отобрал, ибо в то время распри были большие, как выше показано, между сыном его Василием и внуком Дмитрием за престол великого княжества московского и между другим народом и боярами московскими крупные трения были. Но когда Александр узнал, что Василий, отец сегодняшнего, великим князем став, не стал его дразнить, и, конечно, быстрый вспыльчивый гнев свой (как говорят: «Милый ежик, не колись») усмирив, этот против Москвы поход на некое время, если даст бог, по нашему обычаю отложил. И, желая поступать согласно требованию царя перекопского и сохранить ему [верность] согласно его посольству, собрал господ литовских в Вильно и приказал к себе Шахмата, царя заволжского, из Трок привести, который стоял перед Вильном в разбитых шатрах со своими и оными, которые к нему были посланы от ногайских царьков.

Там его сразу же король Александр осудил как нарушителя перемирия и предателя, что хотел из Литвы убежать, и что до этого, будучи приятелем, ущерб большой литовскому государству [395] около Киева причинил. По приговору господ литовских и русских князем Михаилом Глинским в Ковно на тюрьму был отослан, где потом умер, другие же татары по другим замкам размещены были. Вскоре после этого потом пять тысяч татар перекопских по Подолью, Руси и литовским государствам суровой войной прошлись и более ста тысяч пленных христианских второй раз в нищую неволю в орду без отпора вывели, не говоря о старых и молодых пленных, которых множество посекли и поубивали. И король Александр, в Вильне лежа, что дальше, тем хуже болел, параличом (эпидемией) будучи зараженным. В это время вызвался врач, скорее мошенник, некий Балинский. Он был так назван по жене, когда женился на дочери некоего Балинского под Илькушем. И этот мошенник, как Меховский, при жизни которого это происходило, lib. 4, fоl. 368, и Кромер, lib. 130, также Ваповский, пишет, что хоть был коренным поляком, но называл себя греком по родине и языку, из фамилии Ласкаров, наверняка соблюдая заповедь Христа, что пророк не бывает приятным в отечестве своем. И так своим плутовством прославился, что со всего королевства, и особенно мещане из Кракова к нему жались. И там в Балинах[333], во всех нищих домах, полные надежды здоровья напрасного, лекарства и чар его употребляли, после него за это осудив. От богатых не брал за