Читать книгу "Ложная слепота - Питер Уоттс"

Больше не осталось ничего. Земля превратилась в смутную гипотезу, не имеющую отношения к этой, карманной вселенной. Мне некуда было ее приткнуть.

Долго держался я в центре мира. Прятался. Не включал свет. Не ел. Я выползал из палатки, только чтобы справить нужду в тесном гальюне внизу, у фаба. И только когда хребет корабля пустел. На обожженной спине плотно, как кукурузины в початке, высыпали болезненные волдыри. Лопались от малейшего прикосновения.

Никто не стучался ко мне в двери, никто не окликал через КонСенсус. Да я бы и не ответил. Может, они это каким-то образом понимали. Может, держались в стороне из уважения к моему уединению и сочувствия к позору.

А может, им было попросту наплевать.

Временами я выглядывал наружу, посматривал на тактический дисплей. Я видел, как «Сцилла» и «Харибда» карабкаются в аккреционный пояс и возвращаются, волоча в разбухшем мешке набранную реакционную массу. Я смотрел, как релейный спутник достигает своей цели посреди пустоты и потоком сыплются в стеки «Тезея» квантовые синьки антивещества. Материя в фабрикаторах сочеталась с квантовыми числами, пополняла наши резервы, ковала оружие, потребное Юкке Сарасти для его генерального плана, что бы там упырь ни задумал.

Может, он проиграет. Может, «Роршах» убьет нас всех, но не раньше, чем поиграет с вампиром, как тот играл со мной. Такая смерть почти стоила бы свеч. А может, вначале взбунтуется Бейтс — и преуспеет. Может, она поразит чудовище, и завладеет кораблем, и уведет нас всех в безопасное место.

Но потом я вспоминал: вселенная замкнута и так тесна, что бежать, в сущности, некуда.

Я прикладывал ухо к аудиопотокам. Слышал рутинные распоряжения хищника и невнятные беседы добычи. Я принимал только звук, не изображение; видео плеснуло бы снегом в мой шатер, оставив меня нагим и беззащитным. Так что я слушал в темноте, как другие беседуют между собой. Случалось это теперь нечасто. Возможно, слишком многое было сказано. Возможно, не осталось ничего, кроме обратного отсчета дней. Иногда в тишине, прерываемой лишь кашлем или хмыканьем, проходили часы.

Когда они заговаривали друг с другом, мое имя не упоминалось. Лишь единожды я услышал, как один из них хотя бы намекнул на мое существование.

То был Каннингем в разговоре о зомби. Я слышал, как они с Сашей вели на камбузе за завтраком необычно долгую беседу. Лингвист до этого долго не выходила на люди и возмещала себе потерянное время. Биолог по каким-то своим причинам ей позволил. Может, его страхи немного унялись; может, Сарасти открыл ему свой генеральный план. А может, он просто хотел отвлечься от нависающей угрозы.

— Тебя это не тревожит? — интересовалась Саша. — Мысль, что твой разум, то, что делает тебя тобой, — всего лишь паразит какой-то?

— Забудь о разуме, — отозвался он. — Представь, что перед тобой устройство, созданное для слежки за… ну, допустим, космическими лучами. А если ты развернешь его датчики таким образом, чтобы они были нацелены не в небо, а устройству в брюхо? — он продолжил, не дожидаясь ответа: — Оно будет делать свою работу. Измерять космические лучи, хотя смотрит уже не в космос. Будет воспринимать собственные детали в терминах космического излучения, потому что они кажутся ему подходящими, кажутся естественными, потому что иначе оно не в силах смотреть на мир. Но это неверные термины. Поэтому система ошибочно воспринимает сама себя.

Может, перед нами не великий и славный эволюционный скачок, а просто конструкционный изъян.

— Но ты же биолог. Ты лучше любого должен знать, что матушка права. Мозг жрёт глюкозу тоннами. Все, что он делает, обходится организму дорого.

— Верно, — признал Каннингем.

— Значит, сознание должно на что-то годиться. Оно недешево, а если оно поглощает энергию и ничего не дает взамен, эволюция его изведет — моргнуть не успеешь.

— Может, она это и делает, — он помедлил: не то жевал, не то затягивался. — Шимпанзе умнее орангутанов, знаешь? Коэффициент энцефализации у них выше. Но они не всегда могут узнать себя в зеркале. А оранги — всегда.

— Ты что хочешь сказать? Чем умнее животное, тем меньше осознает себя? Шимпанзе становятся неразумны?

— Становились, прежде чем мы остановили часы.

— Тогда почему этого не случилось с нами?

— С чего ты взяла, что не случилось?

Вопрос был настолько патентованно дурацкий, что у Саши не нашлось ответа. Я мог представить, как у нее отвалилась челюсть.

— Ты не додумываешь до конца, — продолжил Каннингем. — Мы говорим не о тупом зомби, который ковыляет, вытянув руки, и сыплет теоремами. Интеллектуальный автомат сольется с фоном. Он будет наблюдать за окружающими, имитировать их поведение, вести себя, как все. И все это — совершенно не осознавая, что делает. Не сознавая даже собственного существования.

— Да зачем ему? С какой целью?

— Когда ты отдергиваешь руку от открытого огня, какая разница, поступаешь ты так от боли, или потому, что так требует поступать алгоритм обратной связи в случаях, когда тепловой поток превышает критическое значение? Естественному отбору плевать на цели. Если мимикрия увеличивает выживаемость, отбор даст преимущество хорошим лицедеям перед неудачниками. Продолжай так достаточно долго, и никакое разумное существо не сумеет выделить зомби из толпы себе подобных, — снова молчание. Я прямо-таки слышал, как он пережевывает мысль. — Оно сможет даже участвовать в разговорах вроде нашего. Сможет писать письма родным, изображать реальные эмоции, ни в малейшей мере не воспринимая собственного существования.

— Не знаю, Роб. Это выглядит как-то…

— О, мимикрия может оказаться не идеальной. Зомби станет слишком говорливым или будет скатываться временами до многословных лекций. Но так и настоящие люди поступают, верно?

— И, в конце концов, настоящих людей не остается. Только роботы, которые делают вид, что им не все равно.

— Возможно. Зависит, помимо всего прочего, от популяционной динамики. Но, на мой взгляд, если автомат и лишен чего-то, так это эмпатии: если ты не чувствуешь ничего сам, то не можешь сочувствовать другому, даже если пытаешься это изобразить. А вот что действительно интересно, так это количество социопатов в высших эшелонах власти, хм? Как превозносятся безжалостность и предельный эготизм в стратосфере, в то время как на уровне земли всякого, кто проявит те же черты, закатывают в тюрьму к реалистам. Словно само общество метаморфирует изнутри.

— Да ну тебя. Общество всегда было изрядно… погоди, ты хочешь сказать, что корпоративная элита лишена разума?

— Господи, нет! Далеко не лишена, должно быть, они только вступили на эту дорогу. Как шимпанзе.

— Да, но социопаты плохо вписываются в общество.

— Те, кого распознают, не вписываются, но они по определению — третий сорт. Остальные слишком умны, чтобы попадаться, а настоящий автомат справился бы еще лучше. Кроме того, когда у тебя достаточно власти, тебе не обязательно вести себя, как все. Все начинают вести себя, как ты.