Читать книгу "Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опять вы на моем пути? – спрашиваю. – Какая на этот раз причина? Я же высказал все, что думаю, чего вы меня преследуете?
Вижу: Ковач грустнеет, вопрос не в бровь, а в глаз.
– Я передумал, – слышу ответ.
– В каком смысле?
– Буду заниматься вашим сыном. Ничего не обещаю, но попробовать можно.
– Попробовать-то можно, – отвечаю ехидно. – Да вот нужно ли? Может, зря вы эту бодягу затеяли? Какие-то методы разрабатываете, пыжитесь, а оно того стоит? Зачем их лечить? Зачем вытаскивать отсюда? В этом лимбе, где сияют звезды, вполне можно жить!
– Но ведь пятки жжет!
– Это не беда! – отмахиваюсь. – Подошву потолще – и нет проблем! А в остальном очень даже терпимо, всяко лучше, чем жизнь в мире подлинных безумцев. Они сбежали из него, уплыли от нас, чудовищ, на своем «Корабле дураков» за горизонт! Так нет же, норовим и за горизонтом их достать и вернуть в наши железные объятья!
В глазах Ковача появляется тоска.
– Если и вы откажетесь – ничего не сделаешь…
– А не надо ничего делать! Наслаждайтесь, мистер Ковач! Считайте, что вы попали в огромный солярий, где можно раздеться и загорать в свое удовольствие!
Визави крутит головой.
– Это не солярий! Это лимб! Дальше будет хуже!
Но предателю (а он ведь предатель!) веры нет, я уверен: дальше будет лучше, поэтому хохочу радостно и торжествующе.
– Чего ржешь? – слышу знакомый хрипловатый голос. – Потащило? Будто спирту тяпнул или травки покурил? Тогда вставай, продолжим.
Опять чумазая ладонь, на ней другие таблетки. Я не интересуюсь названием препарата, просто глотаю, не веря, что будет второй круг, третий, я еще в кайфе. Спустя минуту в горле возникает комок, который не могу сглотнуть, а дальше такое чувство, будто я растворяюсь, как ложка сахара, брошенная в чай. Исчезло противостояние «я» и «не-я», нет одинокого меня – и чудовищного мира, все прекрасным образом соединилось в целое! Котельная, уголь, треснувшее зеркало, Гефест в телогрейке – все это части универсума, что крутится вокруг меня и ни капли не враждебен!
И вдруг – бдымс! Внутри что-то перещелкивает, и сидящий в углу истопник представляется чучелом, муляжом человека, иначе говоря – какаси! Только это чучело, в отличие от японских, умеет двигаться, кидать уголь в топки, а может, не только уголь. Вдруг представляю, как сюда притаскивают скончавшихся психопатов (они ведь тоже помирают), после чего сжигают в печах. А что? С одной стороны – пряжский крематорий разгружается, с другой – биомасса зазря не пропадает, утилизируется с пользой…
Вопрос: вхожу ли в состав биомассы – я? Ответ: зависит от того, кем тебя сочтут. Ты ведь очень желал забраться под кладбищенскую плиту, то есть родиться обратно – из жизни в смерть, а тогда изволь в топку! Осознав перспективы, вжимаюсь в кушетку. Могильный холод охватывает тело, оно превращается в бесчувственную древесину, что сгорает на раз. Выход один – сбежать! Можно ускользнуть от жуткого Гефеста через зеркало, перебравшись на ту сторону, только маловато оно, опять же, трещина может помешать. Остается – дверь, к ней и стараюсь пробраться.
Улучив момент, когда в топки загружают горючее, скольжу вдоль стенки, прижавшись к ней спиной. Хоп – я уже на улице! Пронизывающий ветер сбивает с ног, вокруг темно, я же прусь через метровые сугробы. Черт, обуться забыл! В одних носках, что моментально промокают, разметываю снежную целину, но быстро выбиваюсь из сил. В отчаянии оглянувшись, замечаю, как мелькает фигура в ярко-желтом дверном проеме. Обнаружили побег! Лихорадочно двигаюсь дальше и вскоре чувствую, как меня кто-то облапливает:
– И впрямь потащило… Ты куда?! Тебя же сейчас охранники сцапают – и на отделение!
Я рыдаю, уговариваю, чтобы не сжигали, ради этого хоть желтенькие, хоть синенькие, хоть пестрые в крапинку пилюли готов глотать! В доказательство, едва оказавшись в тепле и стащив мокрые носки, хватаю лежащие на столе таблетки и высыпаю в рот. И тут же высовываю язык, мол, съел, не гневайтесь, достопочтенный хозяин огня!
– Да ты, вижу, решил перевыполнить план… – слышится бормотание. – Думаешь, это витамин С? Хрен там, сейчас так плющить начнет – на стенку полезешь!
Зачем лезть на стенку? Да и как лезть, когда та сама на тебя падает? Отчетливо вижу, что черная закопченная стена медленно валится на меня, похоже, вознамерившись сыграть роль могильной плиты, под которую я (идиот!) желал забраться. Присаживаюсь на корточки, закрываю голову руками, затем на четвереньках ползу к кушетке, чтобы забраться под нее. Увы, не втиснешься, слишком мало пространства! Ладно, втиснусь в щель, что между двумя котлами, заодно согреюсь! Забираюсь туда, сжимаюсь в позу эмбриона; слава богу, теперь не придавит, спасут могучие чугунные котлы. Жаль, они не спасают от черных. Кто эти черные, не могу сказать, я их просто чувствую, они подбираются со всех сторон и начинают пожирать мое тело, отрывая кусок за куском, отчего испытываешь безумную боль. Причем болит то, что внутри, а может, снаружи тела, и эта боль – действительно адская. Она никогда не кончится, будет терзать до гроба! Из прежних кошмаров я всегда возвращался обратно, будто человек, прыгнувший в пропасть на «тарзанке»; теперь она порвалась, я лечу в бездну, и спасти некому – ни страховочной сетки внизу, ни парашюта за спиной…
Эй, не трожь! Я отбиваюсь от самого крупного и злобного черного, способного заглотить меня целиком. А отбиться – не получается! Он вытаскивает меня из щели, чтобы сожрать с потрохами, а для начала заставляет глотать некое пойло, возможно – ядовитое. Брось, и так сдохну, то есть уже сдох, не старайся! Он же старается, садюга, вливает и вливает, так что вскоре из меня выплескивается фонтан.
В себя прихожу возле унитаза. Таращусь на ржавые потеки, на фаянсовый скол, и снова фонтан! Меня выворачивает до желчи, до желудочных спазмов, я с трудом добираюсь до кушетки и проваливаюсь в мертвецкий сон.
Возвращает в реальность голос, занудно, как пономарь, произносящий:
– Безумие завораживает человека. Фантастические образы, рожденные им – не мимолетные видимости, что быстро стираются с поверхности вещей. Порождения причудливейшего бреда изначально скрыты в лоне земли как некая тайна, как недосягаемая истина. Зверь, преследующий его в кошмарах, – это собственное его естество, это великое всесветное знание… Какая чушь!
Повернув голову, вижу Гефеста с бумажкой в руках.
– Я где-то
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков», после закрытия браузера.