Читать книгу "Завершившие войну - Яна Каляева"

и делай людям добро! Что ж, раз она продолжает лезть в дела, которые ей не по зубам — пускай пеняет на себя.

Разумеется, за терактом в день венчания стоит куда более серьезная сила, чем беглый комиссар и пара монашков из церковного подвала. Если просто арестовать Александру, она ничего особо интересного не сможет рассказать при всем желании. Что ж, ей не привыкать, что ее используют вслепую. Если б Вершинин заснул на сотню лет, а потом его разбудили бы и спросили, что происходит, он ответил бы — как обычно, кто-то манипулирует безголовыми идеалистами в своих целях.

Однако Вершинин недаром ел свой хлеб в контрразведке и работать с информацией умел. Обширная сеть осведомителей во всех слоях общества сохранилась у него с тех времен и постоянно расширялась.

И все же Церковь была крепким орешком даже для Вершинина. Совершенно герметичная структура с собственной иерархией, собственным судом, собственной невидимой миру борьбой за власть. Мало кто знал, что в действительности скрывалось за благолепной риторикой и архаичными обрядами. Бывало, что рядового попика или провинциального монашка извергали из сана за пьянство или распутство; однако все, кто поднимался чуть выше, становились неподвластны никакому человеческому суду. Кто чересчур близко дружил с певчими из церковного хора, кто сколачивал состояние на церковных свечах, кто втихаря заводил не подобающую по сану семью — все это тщательно заметалось под ковер.

Существование внутри Церкви нескольких сект особым секретом не было, и особым грехом на фоне прочего — тоже. Ереси расцветали в церковной среде так же, как и прочие пороки. Однако при Новом порядке Церковь впервые за столетия обрела реальную власть над чем-то, помимо самой себя. Это несколько нарушило ее герметичность и породило неизбежных при переделе власти обиженных, готовых поделиться сведениями — особенно за мзду. С одним из таких людей Вершинин и намеревался сегодня встретиться.

Костюм для выходов на Сенную, где он предпочитал проводить конфиденциальные встречи, у него был заготовлен особый: щегольский бежевый шарф, узкие брюки, клетчатый пиджак, лихо заломленная на затылок кепка и самое главное — блестящие сапоги в гармошку, на жиганском жаргоне — прохоря. Среда, в которую он сегодня намеревался влиться, небрежного отношения к одежде не прощала, и Вершинин не пропустил ни одной детали образа жигана. Разве что золотой фиксы во рту недоставало.

Квартиру Вершинин снимал в приличном доходном доме, однако с таким расчетом, чтоб на Сенную отсюда можно было выйти дворами, не привлекая внимания городовых. Под аркой под ноги ему бросился нищий и что-то залепетал. Вершинин собрался уже пнуть наглеца, но заметил характерный пустой взгляд и отсутствие пальцев на левой руке. Бить болванчика было бы зазорно что для солидного служащего французского концерна, что для фартового вора. Воспользовавшись секундным замешательством, нищий вцепился в полу его пиджака изувеченными пальцами.

— Сестрица подарок ждет, — монотонно завывал калека. — Дай, дай подарок сестрице.

Вершинин присвистнул. Вон оно что!

Жертвы красного протокола, официально именуемые умиротворенными, а в обиходе — болванчиками, формально пожизненно оставались под опекой ОГП или Церкви. Фактически же торговля безмозглыми, но безотказными рабами шла вовсю, и на каких только тяжелых и грязных работах их не использовали. Превращали их и в профессиональных нищих. Даже в эти тяжелые времена подавали им неплохо из суеверного страха, пришептывая «чур не меня». Использовали болванчиков и для передачи посланий. Их нетрудно было заставить выучить любой текст, найти конкретного человека и даже запомнить ответ. А вот вытащить из бедолаг, кто и что им поручил, было невозможно ни по-хорошему, ни по-плохому — они попросту не понимали даже самых простых вопросов. Красный протокол — чудовищно эффективное средство, однако на каждом конкретном человеке его можно использовать только один раз.

Сенная площадь и в этот поздний час кипела жизнью. Товар на лотках освещали разного рода керосиновые и масляные лампы, кое-где даже свечи. Впрочем, то, что нуждалось в освещении, было выложено по большей части для отвода глаз, а настоящие сделки заключались в темноте. Здесь можно было по сходной цене приобрести все — оружие, морфий, документы, которые не первая проверка отличит от подлинных. Здесь предлагали свои услуги люди, способные быстро и без шума разрешить самые деликатные вопросы. Недорого можно было получить в свое полное распоряжение человека любого пола и возраста, чья судьба никогда никого не заинтересует.

Вершинину на рынке сегодня ничего не было нужно. Он проследовал прямиком к шалману, расположенному в переплетении окружавших площадь темных вонючих переулков. Недалеко от входа к нему подскочили две простоволосые девицы, светленькая и шатенка.

— Всего-то рупь, барин, — зазывали они наперебой. — Номера туточки рядом. Не пожалеете!

Вершинин стряхнул их с себя и выдал каждой по пятирублевой купюре. Вид у девушек был откровенно голодный.

— Пшли отсюда, — процедил он. — Поешьте хоть, а то на вас без слез не взглянешь.

Девицы, не веря своему счастью, растворились в сизых сумерках. Вершинин проводил их взглядом. У блондинки подозрительная сыпь на щедро обнаженной груди, а шатенка очень даже ничего. Моложе Лилечки лет на десять, а дешевле в пятьдесят раз. В принципе, если отмыть… Но зачем ему этот телячий взгляд, это мученическое ожидание, пока он удовлетворит свою похоть? Лилечка и подобные ей брали другим. Даже если как мужчина он оказывался не на высоте, все равно расставался с ними он, чувствуя, что достоин всяческого обожания и его ждет блестящее будущее.

Проблема заключалась в том, что в последнее время только дорогие проститутки и дарили ему это ощущение, а жизнь больше била лицом о стол. И вот это он решительно намеревался исправить. Потому сыскал неприметную, лишенную всякой вывески дверь и спустился по скользкой крутой лестнице в подвал.

Глаза привычно защипало от табачного дыма. Не проветривали в безымянном подпольном шалмане, верно, никогда. Вершинин принял у полового обязательную рюмку самогона — закусок здесь не водилось — и прошел к закопченному столику в дальнем углу, поближе к служебному выходу. Встретился взглядом с неприметным человеком в сером за два столика от него, со значением кивнул. Здороваться покамест не стал. Этот человек, возможно, понадобится Вершинину чуть погодя.

Шалман полнился посетителями самого разного толка, однако держались все солидно, без разухабистости. Простых пьянчуг здесь не привечали, и буйство не поощрялось. Разговоры велись вполголоса, стопки купюр тихо меняли хозяев, ножи оставались в ножнах. Девицы здесь были классом повыше, чем на улице, и не такие назойливые. Первыми они к посетителям не лезли — знали, что люди приходят сюда по делам. Из граммофона негромко доносился чувствительный романс.

Когда