Читать книгу "Колдун и Сыскарь - Алексей Евтушенко"

Дым повалил гуще. Высокий ледяной вой, от которого шевельнулись волосы на голове и остро кольнуло в груди, возник ниоткуда, заложил уши, затмил мысли. Господи, прекрати это, пожалуйста!!!

— Вси святии и праведнии, молите Милостиваго Бога о рабе Иване, да сохранит и помилует мя от всякаго врага и супостата. Аминь, — закончил отец Николай, после чего широко перекрестился сам, перекрестил могилу и брызнул на неё специально припасённой святой водой из фляги.

И тут же вой оборвался, как не было. Исчез и развеялся чёрный дым. Перестала шевелиться, замерла кладбищенская земля.

Ирина перевела дух и осторожно огляделась. Рядом с ними не было ни единого человека. И на том спасибо. Ещё не хватало объясняться с кем бы то ни было. Ну-ка, охрана кладбища не бежит? Не бежит. Наверное, решили, что какая-нибудь противоугонка взвыла. Вот и ладушки.

— Видела? — спросил отец Николай. Не было заметно, что он ошеломлён или напуган. Скорее встревожен.

— Видела, — кивнула она. — И слышала. Жуть. Что всё это значит, отец Николай?

— Это значит, что нужно нам с тобой ехать в Кержачи. Там ответы на наши вопросы. И чем скорее мы там окажемся, тем лучше.

— Я готова, — сказала она. — Домой только за деньгами заскочим, пообедаем да посмотрим по карте, как туда добираться, в Кержачи эти. Навигатора у нас нет, не пользуемся. Будете за штурмана, отец Николай?

— Легко, дочь моя. Если нужно, я и за руль сесть могу, — ответил отец Николай.

И ободряюще подмигнул.

Глава 31

В Москву въезжали на рассвете. Пахло близкой рекой, печным дымом, травой и конским потом. Людским потом пахло тоже. За заборами дворов и усадеб горланили петухи.

Сыскарь поначалу оглядывался по сторонам, пытаясь хоть как-то соотнести увиденное с привычными ему московскими ландшафтами двадцать первого века (совсем у него это не получалось, слишком сильно всё изменилось за триста лет), затем несмотря на то, что шли они крупной рысью, на него накатила сонливость. Он клевал носом в седле, снова вскидывал голову и вяло думал о том, что много бы отдал за горячий душ и несколько часов в собственной постели с чистыми простынями. Петровский восемнадцатый век чертовски интересен, но уж больно отстал в плане гигиены, санитарии, водоснабжения и канализации. Хорошо нынче май месяц и холодной водой помыться можно, а попади Андрей сюда зимой? Нет, господа мои, жить нужно в двадцать первом веке. Оно комфортнее. Дом… Удастся ли вернуться? Пока надежда оставалась. И даже более чем надежда. Карта сама шла в руки и требовалось лишь правильно ей распорядиться. Ибо как ещё, ежели не удачей, можно было назвать появление в нужный момент Сергея Воронова с отрядом донских казаков? По словам капитан-поручика Преображенского полка, был он послан в Люблино самим государем-императором Петром Алексеевичем с приказом имать и вязать тех, кто поднял руку на воспитанницу князя Василия Лукича Дарью и управляющего имением Харитона. Прочих же, кто оказался рядом, доставить пред грозные очи государя и генерал-фельдцейхмейстера Якова Вилимовича Брюса. В Сухареву башню.

Тон капитан-поручика не оставлял сомнений в том, что он выполнит приказ, даже если для этого ему придётся спуститься в самый ад. Вот такие люди и составляли во все времена славу России. Те, для которых честь, долг и Родина были выше собственного благополучия, чинов и званий. Обычно они не доживали до старости. Но успевали родить и воспитать сыновей, которые обладали теми же качествами. Или дочерей. И пока они есть, Россия жива. А как только их не станет, тогда же и не станет страны под названием Россия.

Сыскарь не смог бы сказать ни себе, ни другим, с чего это его вдруг пробило на столь патетические мысли и чувства, но заверил капитан-поручика, что противиться приказу государя-императора у них с Симаем нет ни малейшего намерения. К тому же, как господин Воронов может видеть, они уже сделали многое, если не всё, для освобождения Дарьи и Харитона из рук злоумышленников, а посему являются верными союзниками капитан-поручика и преданнейшими подданными государя-императора Петра Алексеевича, чьё желание для них — закон, подлежащий немедленному и неукоснительному исполнению.

Капитан-поручик оказался вполне удовлетворён подобной любезностью, а также готовностью к сотрудничеству, и ехали они хоть и под острым казачьим приглядом, но как свободные люди. При этом, что особенно порадовало Сыскаря, покинули жуткое место быстро. Он даже в ужас как следует прийти не успел от того, что натворили они с безотказным «Грачом». Убить семнадцать человек за какие-то несколько минут — это вам, знаете ли, не в муравейник написать. Особенно поражало, что именно убил. Ни одного раненого, все наповал. Как-то раньше не замечал за собой подобной сверхметкости, а тут — на тебе, пожалуйста. Опять карта удачно легла? Или за такую удачу ещё придётся заплатить немереную и неведомую пока цену? К чёрту. Он всего лишь защищал себя, напарника и тех, кого подрядился защитить. Работа такая, уж извините, ничего личного. А посему вместе с Симаем и похоронной командой (Воронов оставлял несколько человек из своего отряда похоронить убитых) принял внутрь полстакана найденной в погребе самогонки, уже привычно вскочил в седло и постарался хотя бы на время задвинуть кровоточащие воспоминания о почти уже прошедшей ночи на задворки души.

«Привет тебе, будущее Садовое кольцо! — думал Сыскарь, когда они, преодолев по мосту ров, въехали за земляной вал и деревянные, заметно обветшалые, стены, — рассказать о том, как изменится Москва через триста лет тому же Петру Алексеевичу, не поверит. Ещё, чего доброго, велит казнить. Или сослать в какой-нибудь дальний монастырь, как опасного сумасшедшего. Одна надежда на Брюса и на совет мёртвой цыганки Лилы. Да на мобильный телефон, зажигалку, часы, нож, фонарик, пистолет и одежду в качестве доказательства, что он не врёт. Что там ещё у него есть? Бумажник с современными ему российскими дензнаками и удостоверение частного сыщика с цветной фотографией. Весомо, если правильно распорядиться. Не стоит также сбрасывать со счетов удачу и вечное спасительное русское авось, которые — тьфу-тьфу-тьфу — вроде бы пока на их стороне.»

Приближение судьбоносной встречи и окружающие небывалые виды вкупе с попадающимися навстречу москвичами образца первой четверти восемнадцатого века качнули в кровь адреналинчика, усталость и сон попятились, а за крепостными стенами Белого города, в который они, срезая путь, въехали через Яузские ворота, и вовсе пропали, как не было. К тому же здесь капитан-поручик Воронов перевёл отряд в галоп, и стало уже совсем не до сна.

В первую минуту Сыскарь не мог понять, зачем они летят сквозь центр Москвы с диким криком: «Поберегись! В сторону! Слово и дело государево!», рискуя зашибить кого-нибудь насмерть, а потом сообразил. Десять минут, которые таким образом выигрывал капитан-поручик и впрямь ничего не решали, он и так уже, считай, выполнил приказ. Но вот подлететь к Сухаревой башне на взмыленных конях, показывая всему свету и самому Петру Алексеевичу, с каким рвением и скоростью оный приказ выполняется — это было по-нашему, по-русски и по-московски. Будь ты хоть трижды человек дела и чести, а понты выдержать и пыль в глаза начальству пустить никогда не помешает.