Читать книгу "Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн"

— Горбачев — совсем плохой. Сталин был лучше. А теперь деньги нет, бензин нет. Зимой баран чем кормить будешь? Вот сейчас хорошо, снова советский власть будет!

По поводу ситуации с внешней границей вооруженные бараньи пастыри ничего вразумительного сказать не могли. Очевидно, это измерение политической жизни страны интересовало их меньше всего. Оставалось надеяться на более достоверные информационные источники, несомненно, ждавшие нас впереди.

Мы провели на стойбище остаток дня, а наутро «моджахеды» отрядили нам в помощники подростка с ангельской внешностью (таких можно увидеть на самаркандской мозаике), который должен был нести Джулин рюкзак. Та ничего не имела против. Ангел же оказался в состоянии не только носить тяжести, но и делать многое другое.

От кишлака Хакими, которого мы достигли к полудню, шла вниз, к душанбинскому шоссе, грунтовая дорога. У моста я заметил пару машин. Нашел водителей, но те ехать категорически отказывались: нет бензина. Я предлагал за тридцать километров, которые нужно было сделать до трассы, тысячу рублей — и это при старых-то советских ценах, — но тщетно.

— Нет, брат, бензина. Ты хоть миллион давай. Понимаешь, бензина нет!

Перспектива топать еще три десятка километров не очень воодушевляла, но ничего другого все равно не оставалось.

Дорога вниз представляла собой усыпанное булыжниками полотно, шагать по которому было крайне затруднительно. Ноги постоянно соскакивали с острых камней, к тому же поднималась чудовищная серая пыль. Вдобавок я неслабо стер ноги, а на новой забулыженной трассе мне совсем поплохело. Джулия шла налегке: Ангел тащил ее рюкзак и ни на что не жаловался — ну, на то он и ангел. Я же, глотая пыль, с параноидальным ужасом представлял себе, какие муки еще предстоит изведать на тридцатикилометровом маршруте, да еще под палящим солнцем и со стертыми ногами! Это было как спуск с Голгофы. Часа четыре мы пилили нон-стоп. И при этом не прошли еще и трети всего расстояния! Положение становилось отчаянным. В этот самый момент Ангел закричал: «Машина!»

Это был грузовик, отвозивший бригаду полеводов с участка домой. Нас разделяли метров пятьсот. Мы видели, как последние человеческие фигурки подтягиваются к транспорту на посадку. Заметят ли нас? Подождут ли? Ангел рванул с места вместе с рюкзаком аки по воздуху. Он что-то закричал пронзительным голосом. Последние фигурки подошли к машине, но в кузов не полезли. В общем, нас дождались. Всего в кузове ехали, наверное, два десятка человек — дехкане Восточной Бухары, особая культурная каста в мозаике евразийского этноцирка.

У поворота на Душанбе машина остановилась и мы сошли. Ангел остался. Джулия подарила ему в знак вечной любви какие-то свои амулеты. Ангел наградил ее преданным взглядом, и его небесный лик скрылся в облаке выхлопа и пыли, которое выпустил тронувшийся дальше грузовик.

На этом же перекрестке стояли несколько лавок и общественный туалет. Именно туда я направился в первую очередь. И тут началось самое интересное. Сижу я на корточках, читаю газету — говоря точнее, обрывки газеты, нанизанные на гвоздь в стене в качестве подручного средства.

Сразу видно — мультикультурная зона. В исламских туалетах бумагой не пользуются, так как здесь применение бумаги даже в качестве оберточного материала строго запрещено: а вдруг это листы из Корана или с кораническими цитатами? Вместо этого применяют камни или сухую глину. Надо сказать, после некоторого привыкания они действительно кажутся более практичными и гигиеничными, чем бумага. Правда, камни затруднительно спускать в канализацию. Но в естественных условиях лучшего не придумаешь.

И вот на одном из газетных клочков я вижу заголовок: «Самоубийство генерала Пуго». Рядом фотография и обрывок совершенно загадочного текста. Другой обрывок: постановление ГКЧП, фрагменты. Итак, судя по полученной мной информации, ГКЧП установил новый политический порядок, а Пуго — одна из первых жертв новой власти. Интересно, что же с Горби? И с границей? Я решил не углубляться в чтение, а добраться поскорее до Душанбе, где все должно было окончательно проясниться.

Часа через полтора мы вышли из белого микроавтобуса-маршрутки у гостиницы «Душанбе». И тут же наткнулись на Ворону с его приятелем-спецслужбистом. Те были уже под газом и очень бурно реагировали на наше появление. Они требовали прямо сейчас идти с ними на террасу гостиничного ресторана квасить и есть шашлыки. Есть в самом деле хотелось страшно, и мы отправились в ресторан так, как были, — в запыленной мятой робе. Заказали шашлыки, Ворона потребовал водки. Официантка ответила, что уже поздно и водки нет. Ворона страшно возмутился, вскочил, выхватив, как кольт, бумажник и закричал на всю террасу:

— Как водки нет?! Я плачу долларами!

— Саша, — пытался я его урезонить, — зачем долларами? У меня море рублей!

— Спокойно, Вовчик, все о’кей! — И он тут же продолжал: — Плачу долларами! Кто мне принесет бутылку водки? Со мной штатники сидят!

Все посмотрели в нашу сторону, но, вероятно, подумали, что парень просто перепил, поскольку принять за штатников две пыльные тени и таджика-службиста в тюбетейке было никак нельзя. Наконец официантка принесла водяру, но заплатил за нее Ворона, естественно, рублями.

— Послушай, — пытался я выяснить, — что произошло в Москве?

— Во приход, Вовчик, а вы же ничего не знаете? Там пиздец в Москве — путч! Объявили особое положение, Горбачева нахер арестовали…

— А с границей что, не закрыли пока?

— Так тебе же теперь не уехать будет, да? Во приход! И ей не уехать! — Ворона истерично застебался…

— Что значит «не уехать»? У меня обратный билет, все дела. Ведь авиасообщение не прервали?

— Знаешь, Вовчик, хрен его знает, я с утра дома не был, телик не смотрел. Может, там чего новое произошло…

Когда я добрался-таки до спасительного ящика и включил экран, то увидел, как там прямо перед камерой какие-то люди жгут партийные билеты. Я сначала подумал, что это телеканал повстанцев. Переключаю на другой — то же самое. В конце концов в сознании стала постепенно складываться реальная канва событий, и я понял, что ГКЧП не прошел. А значит, границы продолжают оставаться открытыми!

Через знакомых мне удалось узнать новый адрес Каландара. Теперь Владимир жил в районе старого аэропорта — в тихом квартальчике, застроенном одноэтажными частными домами. У Каландара тоже был свой дом — за глухой стеной и огромными железными воротами. Хозяин с лязгом открыл калитку, увидел меня, заулыбался:

— Володя, дорогой, какими судьбами?

Мы расцеловались, прошли во двор, сели за стол под увитым виноградником навесом.

Каландар жил в этом доме со своей новой женой. Правда, на нее посмотреть не дал.

— Знаешь, Володя, я человек восточной традиции. У нас жен к гостям выводить не принято. Не обидишься?

Каландар преданно заглядывал в глаза, как бы искренне сожалея о неумолимости законов мужской чести. Я, зная его ревнивый характер, разумеется, ничего против не имел. В этот момент где-то рядом раздается звонок мобильника. Это что еще такое? Каландар достает из кармана тренировочных штанов элегантный аппарат: