Читать книгу "Пожалейте читателя. Как писать хорошо - Курт Воннегут"

– На спине? А что это у вас за суп такой с гробами?

– Опечатка в меню, мадам, извините. Должно быть: с грибами[554].

И дальше – целая вереница таких вопросов-ответов, на три страницы с лишним. Чтобы успешно использовать столь избитые остроты в романе, нужно быть очень умелым конферансье. Воннегуту это сходит с рук – благодаря тому, что он применяет эти шуточки как топливо для отношений Сары и Уолтера.

Заодно он воздает должное особым узам, связывающим его с сестрой, и дарит читателю такое же утешение, удовольствие, чувство общности.

~

Иногда в своих книгах Воннегут специально отмечает долговечность старых шуток, разбирая их. Вот некоторые при-меры:

Да, а я у себя в обитой мягким комнате припомнил один анекдот, который на первом курсе вычитал в «Гарвардском шутнике». Тогда он меня поразил тем, что был такой сальный. Но, став специальным советником президента по делам молодежи и снова читая на службе студенческие юмористические журнальчики, я увидел, что анекдот этот, причем слово в слово, перепечатывают, и даже несколько раз в год. Вот он:

«Ты что это так меня целуешь, как будто задушить хочешь?» – спрашивает жена.

А муж говорит: «Хочу дознаться, кто это сожрал все миндальные пирожные[555]»[556].

Все остряки в округе уже собирались повторить дурацкую, устарелую хохму про начальника добровольной пожарной команды Чарли Уормерграна, державшего страховую контору рядом с пожарным депо:

– Ага, сбросило Чарли с его секретарши![557]

~

А вот об одном человеке, повлиявшем на К. В. в детстве:

Когда я был маленьким, в Индианаполисе жил юморист Кин Хаббард. Каждый день «Индианаполис ньюс» печатала несколько его фраз[558].

Я думаю, Кин Хаббард по части остроумия мог поспорить с Оскаром Уайльдом[559].

Воннегут воздает должное самой знаменитой хаббардовской шутке в романе «Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер» и в «Бойне номер пять»:

– Что ж, – сказал один из них, помолчав. – Бедность, конечно, не порок…

Это была первая половина старой-престарой остроты – ее любил повторять известный во всей округе шутник Кин Хаббард.

– …Но большое свинство! – докончил за него другой[560].

Америка – богатейшая страна мира, но народ Америки по большей части беден, и бедных американцев учат ненавидеть себя за это. По словам американского юмориста Кина Хаббарда, «бедность не порок, но большое свинство»[561].

В романе «Времетрясение» он приводит другую хаббардовскую остроту:

Кин Хаббард, юморист из Индианаполиса, сказал, что «сухой закон все же лучше, чем полное отсутствие спиртных напитков»[562].

Хаббардовские шуточки стали частью нашей культуры. Я впервые услышала обе вышеприведенные остроты от собственного отца, который в годы сухого закона был подростком, а в Депрессию, уже юношей, колесил на поездах в поисках какой-нибудь работенки на ферме. Я не знала, откуда взялись эти фразы, пока не прочла Воннегута.

Марк Твен окидывал схожим взглядом американский общественно-политический ландшафт своего времени, предоставляя такое же утешение и остроумные замечания своим американским современникам. Воннегут так восхищался Твеном, что даже назвал сына в его честь.

Не сомневаюсь, что в сегодняшней Америке найдется ребенок или взрослый, названный Куртом в честь Воннегута.

Глава 30

Черный юмор

Вот какой я ее сделал несчастной, у нее даже чувство юмора появилось, которого раньше, когда мы поженились, уж точно не было[563].

Эти слова повествователя из «Синей бороды» относятся к другой разновидности юмора – к черному юмору, коим больше всего и славится Воннегут. Источник таких шуток – беспомощность и безнадежность. К. В. объясняет:

Смех и плач – то, что человек делает, когда он больше ничего не может поделать[564].

В «Колыбели для кошки» есть сцена, которая иллюстрирует это, вероятно, ярче всех прочих воннегутовских сцен. Один из персонажей, Филипп Касл, рассказывает собеседнику о катастрофическом кораблекрушении близ острова Сан-Лоренцо (тоже придуманного автором)[565]:

– Давно, когда мне было лет пятнадцать, – заговорил Касл, – поблизости отсюда взбунтовалась команда греческого корабля, который шел из Гонконга в Гавану с грузом плетеной мебели. Мятежники захватили корабль, но справиться с ним не могли и разбились о скалы ‹…› Все утонули, кроме крыс. Крыс и плетеную мебель прибило к берегу.

‹…›

Потом часть населения получила даром плетеную мебель, а часть – бубонную чуму. У отца в госпитале за десять дней умерло около полутора тысяч человек. Вы когда-нибудь видали, как умирают от бубонной чумы?

– Меня миновало такое несчастье.

– Лимфатические железы в паху и под мышками распухают до размеров грейпфрута.

– Охотно верю.

– После смерти труп чернеет – правда, у черных чернеть нечему. ‹…› Трупов накопилось столько, что бульдозер заело, когда их пытались сбросить в общую могилу. Отец много дней подряд работал без сна, но и без всяких результатов: почти никого спасти не удалось.

‹…›

Одну ночь я провел с отцом, помогал ему. Мы только и делали, что искали живых среди мертвецов. Но койка за койкой, койка за койкой – одни трупы.

И вдруг отец засмеялся, – продолжал Касл. – И никак не мог остановиться. Он вышел в ночь с карманным фонарем. Он все смеялся и смеялся. Свет фонаря падал на горы трупов, сложенных во дворе, а он водил по ним лучом фонаря. И вдруг он положил руку мне на голову, и знаете, что этот удивительный человек сказал мне?