Читать книгу "Золушка в шоколаде - Дарья Донцова"

Знали ли родственники душевнобольных опроводимом, мягко говоря, экспериментальном лечении? Это самый пикантныйвопрос. Изучая ситуацию, Костин пришел к не украшающим главврача выводам: побольшей части близким не сообщали ничего. А в приюте, где в основномоказывались брошенные дети, которых родители попросту сбагрили государству, испрашивать было не у кого. Мучила Ивана Васильевича совесть, или он спокойноговорил себе: «Я занят благородным делом, ошибки на пути неизбежны», – мытеперь не узнаем никогда.

Доподлинно известно одно: за пару лет досмерти исследователю показалось, что он нашел панацею. Несколько практическибезнадежных больных после курса инъекций разработанных им препаратов не точтобы выздоровели окончательно, но обрели адекватность и отправились домой.Одна беда – у замечательного лекарства имелось сильное побочное действие.Человек, получивший первый укол, начинал испытывать недомогание, схожее сначинающейся простудой: ломило тело, появлялись насморк, кашель, подскакивалатемпература. Если инъекции продолжались, больной терял сознание и впадал вкому. Даже Иван Васильевич, знавший об эффекте комы, каждый раз пугался, увидавбездыханное, ничего не ощущающее тело, чего уж тут говорить об обычном враче,даже и не предполагающем о существовании такого лекарства.

Дальше и вовсе творились чудеса. Спустя пять,шесть, семь дней, в зависимости от своего физического состояния, больнойприходил в себя… и становился почти разумным человеком. Но подобное случалось содним из десяти. Что происходило с остальными? Они тоже возвращались изнебытия, но им делалось намного хуже, чем до начала лечения. Люди превращалисьв роботов, легко управляемых, выполняющих любые приказы, вплоть до абсурдных.Чувство самосохранения у них начисто отсутствовало. Иван Васильевич могпредложить человеку прыгнуть с башни без парашюта, броситься под поезд илиголым пройти по городку, приказ был бы выполнен немедленно. И вот чтоинтересно: у человека сохранялись его прежние навыки. Грубо говоря, если некиймужчина до начала курса инъекций умел ходить по проволоке, то, приняв лечение,он начинал по ней стремительно бегать.

Иван Васильевич понял, что стоит в шаге отвеликого открытия. Неизвестно, знал ли психиатр о зомби – бедных африканцах,которых колдуны превращают в покорных рабов жестоким образом: сначала жертвуопаивают снадобьями, затем устраивают похороны, зарывают гроб с беднягой вземлю. Последняя процедура преследует сразу две цели. Во-первых, и соседи, иродственники пребывают в глубочайшей уверенности, что близкий им человек умер,а во-вторых, под землей с личностью происходит нечто совсем уж странное, изгроба колдуны вытаскивают абсолютно покорное, аморфное существо, готовое навсе. Зомби способен не есть сутки, он не испытывает ни голода, ни жажды, ниусталости, ни злости, словом, никаких чувств. А еще лишенный души человек– замечательная рабочая сила, исполнительная, мгновенно подчиняющаяся хозяину.Вот у Ивана Васильевича и получались девять таких зомби и один почти нормальныйчеловек.

Врач пораскинул мозгами и решил добавить влекарство еще одну составляющую. Обновленное средство сначала попробовали вприюте. Олимпиада Михайловна сделала уколы десяти ребятам и ушла спать, детитоже спокойно задремали. Вот только утром никто из них не проснулся. Инъекцииубили маленьких пациентов.

Дело ухитрились замять, кончину воспитанниковобъяснили трагической случайностью. Якобы садовник, травивший грызунов, забылна скамейке банку с отравой, а больные детки, оставшиеся временно на прогулкебез присмотра, заинтересовались яркой банкой, открыли ее и наелись ядовитых«конфет». Версия была шита белыми нитками, но скандала не хотел никто: ни ИванВасильевич, ни московское начальство. Шум могли поднять родители детей, однакоу погибших сирот защитников не имелось. Но тем не менее совсем избежатьнеприятностей не удалось. Из столицы прибыла комиссия, по двухэтажному дому, вкотором жили сотрудники научного центра, стали бродить разнообразные слухи.Правду о произошедшем знал узкий круг людей: естественно, сами Иван Васильевичи Олимпиада Михайловна, кроме них непосредственными участниками событий былилюбимая аспирантка профессора Жанна Калиоповна и еще пара медиков. Эта группалюдей крепко держала язык за зубами, сплетни ползли от тех, кто никогда не имелдела с «волшебными» уколами. И, как водится, народ нес чушь. Одни уверяли,будто Иван Васильевич специально отравил детей, чтобы получить больше места длянаучного центра.

– Он в свободных палатах хочетлабораторию сделать, – на полном серьезе утверждала одна из санитарок.

– Ой, нет, – возражаладругая, – хотел новеньких взять, а куда их класть? Этих-то уже поизучал, вголове у них поковырялся, вот и того самого…

– Дуры вы, девки! – вступала вразговор третья. – Его родители попросили. Собрались, скинулись изаплатили. Надоело им про инвалидов думать.

– Во сказала! Да матери их давнобросили! – кидалась в бой четвертая.

Дом гудел, словно растревоженный улей.Высказывая самые дикие предположения, люди сходились в одном: за глухим заборомтворится страшное. Одним словом – жуть.

В конце концов комиссия уехала, ИванВасильевич остался на своем посту, но, похоже, Господь решил лично покаратьпрофессора. Иван Васильевич скоропостижно умер. Олимпиада стала вдовой, а внаучном центре началась чехарда со сменой начальства. Сначала на освободившийсятрон сел заместитель покойного главврача Семен Михайлович, но не прошло иполугода, как он скончался от инсульта, вакантную должность заняла профессорРайкина. Она процарствовала почти двенадцать месяцев, сломала шейку бедра ивыбыла из игры. Просторный кабинет обрел нового хозяина, Льва Гудкова, но и стем случилась беда – рассеянный врач попал под электричку. После его кончиныместо главврача предложили Эсфири Зальцберг, но ученая дама отказалась. Сначалаона вяло бормотала что-то о детях и муже, которые не захотят, чтобы онапропадала на работе, а потом призналась честно: «Боюсь. Кто в научном центреруководить начинает, плохо заканчивает, проклятое место».

У дурной славы быстрые ноги, мнение ЭсфириЗальцберг разделяли многие, поэтому несколько месяцев в михайловском центрецарила семибоярщина. Вроде за больных отвечали завотделениями, а вроде и нет.Даже исполняющим обязанности главврача, так сказать, временным королем, никтостановиться не хотел.

От полной безнадежности высокое московскоеначальство пошло на невиданный шаг – предложило пост руководителя молодой,малоопытной Жанне Калиоповне, а та с радостью согласилась.