Читать книгу "Царь Каменных Врат - Дэвид Геммел"

— Ты единственный преданный человек во всей империи. Пусть в живых не останется никого. Пусть Скодия превратится в бойню, о которой будут поминать во веки вечные.

— Как прикажете, государь. Против нас они не устоят.

— Нам помогает Дух Хаоса, Дарик. Но ему нужна кровь. Много крови! Целые океаны. Ему всегда мало.

Глаза Цески приобрели затравленное выражение, и он умолк. Дарик сидел очень тихо. То, что император безумен, еще не беда — беда, что его безумие усиливается. Дарик был странным человеком. Его не занимало ничто, кроме войны и стратегических задач, — и все, что он сказал императору, было чистейшей правдой. В тот день — а он непременно настанет, — когда безумие Цески обратится против Дарика, Дарик убьет себя. Ибо жить ему будет незачем. Дарик не любил ни одно человеческое существо, не поклонялся красоте. Живопись, поэзия, литература, горы и бурные моря не существовали для него.

Ремеслом его были война и смерть — но даже их он не любил, а только занимался ими.

Цеска внезапно издал смешок.

— Я был одним из последних, кто видел его лицо.

— Чье, государь?

— Ананаиса, Золотого Воина. Он стал цирковым бойцом, любимчиком черни. Однажды, когда он стоял, внимая их хвалебным крикам, я выпустил на него своего полулюда. Здоровенный был зверюга, на треть волк, на треть медведь. Ананаис убил его. Подумать только! Столько трудов пошло насмарку. Однако наш Золотой Воин потерял лицо.

— Каким образом, государь? Он испугался?

— Да нет, он потерял лицо в буквальном смысле. Это шутка! — Дарик должным образом посмеялся. — Ненавижу его. Он первый посеял семена сомнения. Он хотел поднять против меня «Дракон», но Барис с Тенакой-ханом остановили его. Благородный Барис! Ты знаешь, он был талантливее тебя.

— Да, государь. Вы мне уже говорили.

— Но не был столь предан. Ты будешь верен мне всегда, правда, Дарик?

— Да, государь.

— Ты ведь не захочешь повторить судьбу Бариса?

— Нет, государь.

— Странно, как в них сохраняются некоторые качества, — задумчиво произнес Цеска.

— Простите?

— Ведь он так и остался вожаком. Другие его слушаются — любопытно, почему?

— Не знаю, государь. Не холодно ли вам? Не принести ли вина?

— Ты не отравишь меня, нет?

— Что вы, государь. Я сперва сам попробую из вашего кубка.

— Вот-вот. Попробуй.

Дарик налил вина в золотой кубок, пригубил и широко раскрыл глаза.

— В чем дело, генерал? — подался к нему Цеска.

— В вине что-то есть, государь. Оно соленое.

— Океаны крови! — хохотнул Цеска.

Тенака-хан проснулся за час до рассвета и потянулся к Рении, но постель была пуста. Тогда он вспомнил и сел, протирая глаза. Ему казалось, что кто-то звал его по имени, но это, наверное, было во сне.

Голос прозвучал опять. Тенака спустил ноги с топчана и оглядел юрту.

— Закрой глаза, мой друг, и успокойся, — сказал голос. Тенака снова лег. Перед его мысленным взором предстало худощавое аскетическое лицо Декадо.

— Как скоро ты доберешься до нас?

— Через пять дней — если Муха откроет ворота.

— К тому времени мы будем мертвы.

— Я не могу двигаться быстрее.

— Сколько с тобой человек?

— Сорок тысяч.

— В тебе чувствуется какая-то перемена, Тани.

— Я все тот же. Как там Ананаис?

— Он верит в тебя.

— А остальные?

— Басурман и Парсаль убиты. Нас оттеснили за последний рубеж. Мы продержимся от силы три дня — не больше. Полулюды оправдали все наши ожидания.

Тенака рассказал Декадо о потусторонней встрече с Оленом и передал слова старика. Декадо выслушал его молча.

— Стало быть, ты теперь хан, — сказал он наконец.

— Да.

— Прощай, Тенака.

Глаза Декадо, лежавшего в Тарске, открылись. Аквас и те, кто остался из Тридцати, сидели около него кружком, сопрягая свои силы.

Все они слышали слова Тенаки-хана. Более того — все они побывали в его разуме и прочли его мысли.

Декадо сделал глубокий вдох и спросил у Акваса:

— Что скажешь?

— Нас предали.

— Пока еще нет. Он придет.

— Я не это имел в виду.

— Я знаю. Но пусть завтрашний день сам заботится о себе. Наша ближайшая цель — помочь скодийцам, а до последующих событий никто из нас не доживет.

— Но какой в этом смысл? — сказал Балан. — Если бы наша смерть принесла хоть какое-то благо — а так мы всего лишь поможем сменить одного тирана на другого!

— Пусть даже и так, — мягко ответил Декадо. — Истоку лучше знать. Если же мы не веруем в Его мудрость, все наши труды теряют смысл.

— Ты что же, теперь уверовал? — скептически осведомился Балан.

— Да, Балан, уверовал — и мне думается, я веровал всегда. Даже в годину моего отчаяния опирался на Исток и тем самым проявлял свою веру, хотя и не понимал этого. Но нынешняя ночь просветила меня.

— Предательство друга тебя просветило? — изумился Аквас.

— Нет, не предательство. Надежда. Проблеск света, символ любви. Но об этом мы поговорим завтра, когда настанет время прощания

— Прощания?

— Мы — Тридцать, и наша миссия близится к завершению. Я, как Голос Тридцати, теперь являюсь настоятелем Ордена. Но я умру здесь, а Тридцать должны жить. Мы видели нынче, что назревает новая угроза, и в будущем мы снова понадобимся дренаям. Мы поступим так же, как делалось прежде. Один из нас должен уйти, принять на себя бремя настоятеля и набрать новых воинов Истока. Этим человеком будет Катан, душа Тридцати.

— Я не могу, — покачал головой Катан. — Я противник смерти и насилия.

— Это так, и все же избранник — ты. Мне кажется, Исток всегда заставляет нас идти против собственной натуры. Я не знаю, зачем... но Он знает. Я не гожусь в вожди — но все же почувствовал на себе власть Истока и смирился со своей участью. Да будет все по воле Его. А теперь, Катан, соедини нас напоследок в молитве.

Катан повиновался со слезами на глазах и с великой печалью. Закончив молитву, он обнял каждого из братьев и удалился в ночь. Что делать? Где искать новых Тридцать? Он сел на коня и поехал через горы в Вагрию.

Над лагерем беженцев у тропы сидел мальчик Сеорл. Катан придержал коня и сошел.

— Что ты здесь делаешь, Сеорл?