Читать книгу "Умру вместе с тобой - Татьяна Степанова"

– Вам позвонила Афия? – громко спросила Катя.

– Нет, та, другая… Изи… Она позвонила мне прямо вечером в воскресенье. Узнала мой номер от Афии. Сказала – вы же известный политик, национальная гордость, говорят, что вы, возможно, даже будущий президент этой страны, где я всего лишь мигрантка, иностранка. Но вы же гей. Феликс сказал нам это. Он признался, что вы с ним уже полтора года как вместе, а сейчас у вас новый любовник.

– Ваш прежний секретарь? – Миронов держал его на прицеле. – Это вы с ним приехали в гостевой дом в Солнечногорск? Оторваться на природе вдали от любопытных глаз. Секретарь тоже мертв? Ты и его убил?!

– Он жив. – Романов смотрел на них. – Он уехал к родителям. Они дипломаты в Аргентине. Проверьте – он начал работать там в нашем посольстве.

– А, значит, только простых убивал… не своего круга. Только прислугу любопытную с длинным языком типа Полозовой и уборщицы из гостевого дома – одна вас засекла, а другая сболтнула. И этих двух – Афию и Изи…

– Я должен вам объяснить одну вещь. – Романов говорил тихо, словно вынуждая их подойти вплотную к веранде. – Я никогда не думал, что это во мне есть. Никогда. Я, возможно, считал себя не тем, кто я есть на самом деле. Феликс… его обожание, его поклонение, его восторг, его ревность, его постоянное стремление все время быть со мной, возле меня… я всегда воспринимал это как данность. Я думал сначала – это особенности его натуры, странности подросткового возраста. Но он вырос, стал совершеннолетним, стал мужчиной. И он осознал природу своих чувств. И он… он был так настойчив. Что я… Я не устоял перед ним. Перед его желаниями. Там очень хрупкая грань была… в этих наших отношениях в последнее время… Она вдруг сломалась, когда он стал мужчиной. Конечно, это моя вина. Целиком моя вина. Но видно, и во мне это было всегда – эти склонности. Феликс только открыл их. А потом эта моя глупая интрижка на стороне… И он впал в отчаяние – ревновал меня, бешено ревновал. Он страдал. Я считал, что… мы с моим новым уедем на пару дней, Феликс остынет, образумится, а потом все закончится, вернется в привычное русло. Этот гостевой дом на озере… мне о нем Афия сказала, кстати… Это от нее я узнал – мол, тихое живописное место для отдыха, она хвалила Солнечногорк. У нее ведь в тех местах дача от матери еще, и она там все знала. Я не думал, что они… что эта ее вторая половинка Изи Фрияпонг станет такой шантажисткой, наглой и безжалостной. Изи позвонила мне вечером в воскресенье. Сказала, что Феликс проговорился им в клубе о нас, а она все записала на мобильный, весь его покаянный ревнивый спич… И теперь, если я и мой фонд не заплатим ей… им… у них ведь бизнес здесь какой-то африканский, и на его развитие деньги нужны, и немалые… Если я и фонд не заплатим, то все сведения о моей личной жизни она огласит прессе. Сольет в газеты и на телевидение. И понравится ли российскому народу, что его национальный герой и, возможно, будущий президент – такой вот, как я – гей? Она смеялась надо мной по телефону, эта Изи… ей было страшно весело. Она презирала меня. А я… тогда еще, в воскресенье, хотел заплатить ей… Я правда хотел ей заплатить. Откупиться. Заткнуть ей рот деньгами. И Афии тоже. Изи сказала, что она и ее подключит, что они на пару начнут меня разводить на деньги.

– Изи с этим предложением приезжала к Афие на дачу, – сказала Катя: все вдруг встало на свои места в этом деле. – Но Афия отказалась. Она отказалась вас шантажировать, слышите вы? Она прогнала Изи прочь. А вы убили ее!

– Я бы никого не убил. Если бы… если бы потом, уже после этого звонка, там, в гостевом доме не стряслась новая катастрофа… эта любопытная баба… она заявилась вдруг, открыла дверь своим ключом и застукала нас в постели. Комментарии, как говорится, излишни. У нее было такое лицо, что я сразу вспомнил слова Изи: мне не простят этого… Никто никогда ни за что мне не простит моей слабости. И на всем можно будет ставить крест, если только это выплывет наружу. Если они расскажут обо мне. Ничего не будет – все, все покатится в тартарары.

– И вы решили всех убрать. Всех, кто знал. – Миронов смотрел на него. – Первой – Полозову, затем остальных.

– Я вернулся в гостевой дом ночью в четверг. Попал на территорию через забор. Я хотел заманить ее в сарай, эту женщину. И убить там, тихо. Но не получилось. А в доме было много постояльцев. Я выжидал, искал момент. Рано утром она вдруг сама вышла с сумкой и пошла одна… Я догнал ее на железнодорожном мосту.

– Один взмах этого чертового хлыста – и все как ты хотел, да?

– Даже слишком легко. – Романов смотрел на них. – Было бы труднее, я бы, наверное, остановился сразу. Но вышло все очень просто. А потом, на следующий вечер, я поехал к Афии, я следил за ней от самого дома. Она отправилась на дачу, Афия часто проводила там выходные. Я опять ждал момента, и он представился, она вечером пошла одна на озеро… села на скамейку, было темно. Я окликнул ее. Она не успела обернуться, только поднялась со скамьи… Изи мне пришлось долго искать и тоже следить за ней от клуба. Она разъезжала на разных машинах, брала напрокат. Но я выследил и ее. И думал, что все закончилось. Но вы явились ко мне. И я понял по вашим вопросам, что вы копаете, и что вы уже близко, и рано или поздно вы… Я вспомнил, что в гостевом доме была еще одна… Когда мы приезжали туда с моим секретарем, там была еще одна женщина – уборщица. Я не знал, что она видела, я просто не хотел уже рисковать. Я убрал ее.

– Она жива, – сказала Катя. – От нее мы все и узнали.

В этот миг из дома вырвались густые клубы черного дыма. А затем со звоном лопнуло стекло в окне наверху. И пламя…

Где-то далеко на шоссе у ворот поселка послышался вой пожарной сирены.

– Выходи, сгоришь! – крикнул Миронов. – И дочь сгорит. Выходите оттуда!

Романов не двинулся с места.

– Вы отпустите Феликса?

– Конечно, его отпустят! – закричала и Катя. – Пожалуйста, выйдите из дома! Девочка… ваш дочка… ради нее!

Пылающая головешка – часть пластиковой рамы окна – упала рядом с Мироновым. Он обернулся к Кате, сунул ей в руки тот самый невскрытый конверт.

– Отойдите подальше.

Мещерский потянул Катю за куртку, она попятилась, прижимая конверт к груди. Очень сильно пахло гарью. Пламя пробивалось сквозь крышу – комнаты дома, облитые бензином, полыхали изнутри.

– Я знаю, что ты хочешь всем этим сказать, – крикнул Миронов. – Зачем ты поджег свой дом. Можно совершить подвиг в нашем дражайшем Отечестве, спасти детей, пожертвовать собой, но если при этом ты – гей, то подвиг твой и жертву твою втопчут в грязь, и найдется какой-нибудь сучий расстрига, который завизжит, что «геев надо в печке сжигать живьем». Но ты же сам убил людей! Ты спасал собственную шкуру, свою репутацию и политические амбиции. Чем ты лучше этого сучьего гомофоба?

Искры летели по воздуху, сыпались ошметки горящего пластика. Все превращалось в ад. Пожарная сирена звучала уже совсем близко.

– Пожалуйста, выйдите из дома! – закричала что есть сил Катя. – Я прошу вас! Ради того, что вы сделали, ради того, за что мы все вас так любили… Феликса вы спасли тогда. И сейчас вы его тоже спасаете. Но она же тоже ваша дочь! Спасите и ее!