Читать книгу "Ермак. Начало - Игорь Валериев"

— Дочка уж кого-кого, а обвинять Тимофея в трусости я бы не стал, — вступил в разговор Касьянов. — Перед тобой человек, который два года назад в возрасте четырнадцати лет в одиночку уничтожил банду из двадцати одного хунхуза, был во время этого боя тяжело ранен. После этого, Тимофей ещё несколько раз вступал в бой с варнаками, а совсем недавно он и его друзья уничтожили стаю красных волков больше, чем в шестьдесят голов и спасли обоз нашего дома.

За столом наступила тишина, большинство гостей Касьянова с удивлением таращили на меня глаза.

— Молодой человек, позвольте поинтересоваться, а какое количество скальпов хунхузов у вас на счету в настоящее время? — раздался в тишине вопрос купца Львова.

Я прикинул количество убитых мною в походе на Ольгакан, потом в распадке, получилось ровно тридцать.

— Тридцать, Николай Степанович.

— Однако… Целый взвод! И это в шестнадцать лет, — купец Ельцов задумчиво покачал головой. — Большое будущее вас ждет, молодой человек, если шею не свернёте.

— Сашка, слушай, так это же автор «Есаула» и «Казачьей», — несколько превысивший норму спиртного судовладелец Патрин укоризненно покачал указательным пальцем перед собой. — И ты молчал?! Никому не рассказал?!

Отвертеться не удалось, и после того, как принесли гитару, я исполнил обе песни. После моего выступления вступила в бой тяжёлая артиллерия в виде дочки Касьянова. Какой уж тут домострой! Феминизм в чистом виде. Посыпались вопросы, а какие песни я еще написал, есть ли романсы про любовь. Мой ответ, что про любовь я ничего не написал, так как не встретил ещё её, привел Татьяну в ещё большую словесную активность, где-то слов сто в минуту. Присутствующие за столом услышали историю о том, как в Томске её подружка-сокурсница познакомила Татьяну со своим братом, который служит в Кавалергардском полку, а тот такие романсы исполняет. После этих слов сильно взгрустнулось Тарала. Желая его поддержать, а также выпитые мною за обедом два бокала вина, заставили меня взять в руки гитару снова. Хотя, вернее всего, на продолжение исполнения песен меня подвигло желание, чтобы девушка немного помолчала. Я взял несколько аккордов и, вспоминая кадры из прекрасного фильма «Звезда пленительного счастья», запел:

Кавалергарда век недолог, И потому так сладок он. Труба трубит, откинут полог, И где-то слышен сабель звон.

Еще рокочет голос трубный, Но командир уже в седле. Не обещайте деве юной Любови вечной на земле.

Не обещайте деве юной Любови вечной на земле.

Шум за столом стих ещё при первых аккордах, взятых мною. Во время исполнения первого куплета я увидел, как у мужчин и женщин выражения лиц менялись от задумчивых до мечтательных.

Напрасно мирные забавы Продлить пытаетесь смеясь. Не раздобыть надежной славы, Покуда кровь не пролилась.

И как, не сладок мир подлунный, Лежит тревога на челе. Не обещайте деве юной Любови вечной на земле.

Не обещайте деве юной Любови вечной на земле.

Во время второго куплета в гостиную тихонько прошмыгнули обе горничные и застыли у стены, теребя пальцами свои белые накрахмаленные фартуки.

Течет шампанское рекою, И взор туманится слегка. И все как будто под рукою, И все как будто на века.

Крест деревянный иль чугунный Назначен нам в грядущей мгле. Не обещайте деве юной Любови вечной на земле.

Не обещайте деве юной Любови вечной на земле.

Спасибо Исаак Шварц и Булат Окуджава за эту чудесную песню. С этой мыслей я замолчал, замолчала гитара и в гостиной повисла вязкая тишина, которая прервалась полузадушенным вздохом-всхлипом одной из горничных.

— И он сказал, что не сочинил романс про любовь, — нарушила тишину Елена Николаевна Касьянова, с нежностью смотря на своего мужа.

— Талантливый человек, талантлив во всём, — задумчиво произнёс надворный советник Бекетов. — Тимофей, как тебе пришла мысль написать такой романс?

— Я когда готовился к экзамену по истории, прочитал, что в битве под Аустерлицем Кавалергардский полк потерял треть офицеров и треть нижних чинов, а на Бородинском поле, когда атаковали кавалерию маршала Груши почти половину офицерского состава. Так родилась первая строчка о том, что кавалергарда век не долог.

— У казака на войне тоже век недолог, — амурский казак-купец Патрин, вытер пальцем собравшуюся в краях глаз влагу. — Ты бы, Тимофей ещё такую же душевную песню про казаков сочинил.

— Постараюсь, Алексей Фёдорович, мне уже задачу поставили сочинить песню про любовь казачки к казаку.

— Тимофей, а как же ваши слова, что вы ещё не встретили своей любви? — спросила Светлана Львова.

— Это заказ моей названной сестры на её день свадьбы, — улыбнулся я. — После «Есаула» и «Казачьей» пристала буквально с ножом к горлу. Сочинить и никаких слов отказа. Такого подарка в станице ещё никому не дарили. И как отказать? Мне же тогда в станице можно не появляться.

Гости, сидевшие за столом, рассмеялись. Когда смех смолк, ко мне вновь обратился Бекетов:

— Тимофей, а ещё что-нибудь ты сочинил?

— Иван Петрович, — я был в каком-то благодушно-счастливом состоянии, когда хочется дарить добро окружающим. — Есть ещё одна песня, но она ещё не закончена.

— Просим, просим! — зазвучало со всех сторон.

Мысленно извинившись перед Инной Гофф и Яном Френкелем, под перебор струн я запел.

Поле, русское поле… Светит луна или падает снег — Счастьем и болью связан с тобою, Нет, не забыть тебя сердцу вовек.

Русское поле, русское поле… Сколько дорог прошагать мне пришлось! Ты — моя юность, ты — моя воля. То, что сбылось, то, что в жизни сбылось!

По щеке купца Львова потекла слеза, да и у остальных присутствующих в гостиной глаза были на мокром месте.

Не сравнятся с тобой ни леса, ни моря. Ты со мной, моё поле, студит ветер висок. Здесь Отчизна моя, и скажу не тая: «Здравствуй, русское поле, Я твой тонкий колосок!» Поле, русское поле…

— Извините, но это пока всё…, - произнёс я после того закончил петь припев. — В голове что-то вертится, но в рифму пока не складывается.