Читать книгу "Пётр Первый - Ирина Щеглова"

Два следующих дня, 13 и 14 ноября 1724 года, глашатаи под звуки барабана разносили весть по улицам Санкт-Петербурга, что камергер царя Монс, его сестра, генеральша Балк, и еще несколько третьестепенных лиц были признаны виновными в серьезных преступлениях и что все те, кто давал им взятки, должны заявить об этом, в противном случае их ждет суровое наказание. 15 ноября те же глашатаи созывали народ явиться на следующий день к зданию Сената на казнь Монса и наказание других виновных. Весь двор был в смятении. Все знали настоящие мотивы императорского приговора и делали вид, что царь действительно наказывает не любовника своей жены, а растратчика казны. Разоблаченная и униженная Екатерина пыталась оставаться спокойной. В залах Зимнего дворца царили подозрительность и страх. Придворные ходили с тоскливыми лицами.

16 ноября красавчик Вильям Монс твердым шагом взошел на ступени эшафота. Его сопровождал лютеранский пастор Нациус, который говорил ему что-то на ухо. Собравшаяся толпа была еще больше, чем при казни обер-фискала Нестерова. Судебный секретарь зачитал приговор. Его охрипший голос гулко звучал в холодном воздухе. Монс поблагодарил его, с достоинством поприветствовал присутствующих, снял шубу и верхнюю одежду, положил голову на плаху и попросил палача сделать все быстро. Топор опустился, но в этот раз он вонзился не в дерево, как во время казни Шафирова, а прямо в шею Монса. Хлынула кровь. Справедливость восторжествовала. У царя больше не было соперника. Палач подхватил отрубленную голову и надел ее на кол, а обезглавленное тело бросил на колесо. Следующей была генеральша Балк, которая получила одиннадцать ударов кнутом по голой спине. К ее воплям добавились крики ее сообщниц, которых также наказывали кнутом или розгами. В дополнение к публичному наказанию она была сослана в Сибирь. Ее оба сына, один камергер, а второй – паж, были забриты в солдаты. На позорной табличке, укрепленной у эшафота, были перечислены фамилии всех тех, кто давал взятки казненному и его сестре. Там можно было встретить имена достойных людей, начиная с канцлера Головкина. Имена царицы Прасковьи Федоровны, князя Меншикова, герцога Голштинского фигурировали в этом списке.

Однако при этом испытании Екатерина проявила стоическое спокойствие. В день казни она позвала к себе княжон с их учителем танцев и весело разучивала с ними па менуэта. Кампредон писал в своей депеше: «Хотя государыня и скрывает по мере возможности свое горе, но оно написано у нее на лице… так что все следят за ней, ожидая, что с ней будет».

На следующий день она узнала, что царь издал указ, обращенный ко всем коллегиям, по которому предписывалось больше никаких приказаний и просьб государыни не принимать. Кроме того, были опечатаны все конторы, заведовавшие личными средствами императрицы. И неожиданно Екатерина оказалась настолько стесненной в средствах, что ей приходилось одалживать деньги у своих придворных дам. Как долго будет продолжаться месть Петра и как далеко она зайдет? Неужели ее ожидает комната пыток, как сына Петра, Алексея? Или, может быть, он отправит ее в монастырь, как свою первую жену Евдокию? Он то успокаивался, то впадал в ярость. Схватив венецианское зеркало, он разбил его в присутствии Екатерины с возгласом: «Так будет и с тобой, и с твоими близкими!» Она невозмутимо ответила: «Вы уничтожили одно из лучших украшений вашего жилища; разве оно стало от этого лучше?» Он провез ее в санях мимо места казни Монса, где еще было выставлено его тело и голова. Во время движения платье императрицы коснулось свешивавшейся с колеса ноги мертвеца. Она не отвернулась и не вздрогнула, некоторые очевидцы утверждают, что она еще и улыбалась при этом. Такое хладнокровие вывело царя из себя, и он приказал кучеру продолжить путь. Вечером, вернувшись к себе в спальню, Екатерина обнаружила на столе в сосуде заспиртованную голову своего любовника с вытаращенными глазами и скривившимся ртом. Она сохраняла спокойствие, примирившись и с этим ужасным соседством. Оставив ее на несколько дней и ночей наедине с этим сосудом, Петр признал, что ничто не может поколебать стальные нервы его супруги, и поднял голову. Но он ее все еще не простил. Лефорт писал в своей депеше: «Они почти не говорят больше друг с другом, не обедают и не спят больше вместе».[88]

Все считали Екатерину погибшей. По мнению Виллебуа, Петр собирался поступить со своей женой так же, как король Англии Генрих VIII с Анной Болейн. Его останавливало только желание устроить вначале судьбу своих дочерей. Старшая, Анна, должна была вскоре выйти замуж за герцога Голштинского, а Елизавету Петр все еще мечтал выдать замуж за французского принца или за самого короля Франции. Регент, который был враждебно настроен к этому союзу, скончался 3 декабря 1723 года. Однако Толстой и Остерманн, которые вели переговоры с Кампредоном, уверили государя, что позорного приговора матери великих княжон будет достаточно, чтобы разрушить такой амбициозный план женитьбы. Петр прислушался к их мнению. 23 ноября 1724 года герцог Голштинский исполнил серенаду со своим оркестром для будущей тещи под окнами Зимнего дворца. Было очень холодно. Слуги держали факелы, освещающие музыкантов, которые замерзали на месте и с трудом дули в свои инструменты. На следующий день отпраздновали официальную помолвку молодого герцога и старшей дочери царя. Императорская чета воссоединилась ради этого события, пересекла Неву по льду и отправилась на молебен в Троицкую церковь. В четыре часа пополудни в присутствии всего двора и дипломатического корпуса царь надел обрученным кольца, благословленные архиепископом. Церемонию продолжил ужин, бал и фейерверк. При свете свечей превосходно одетая Екатерина сохраняла спокойное достоинство супруги и выглядела счастливой матерью. Но это блаженство было лишь видимостью.

По прошествии времени непримиримость Петра уступила место усталости. Жан Лефорт писал, что «царица долго стояла на коленях перед царем, испрашивая прощения всех своих проступков, разговор длился более трех часов, после чего они поужинали вместе и разошлись». Это было не простым примирением, но горьким осознанием истинного положения дел. Замкнувшись в себе, Петр чувствовал себя более одиноко, чем когда-либо. Он смотрел вокруг, но не находил никого, кому он бы мог довериться. Его друзья, самые близкие сподвижники, первые люди империи, высокопоставленные чиновники, все предавали его за деньги. Женщины, которых он выбирал, в конце концов оказывались ему неверны. Одураченный когда-то Анной Монс, осмеянный Евдокией, которая осмелилась его обмануть, даже будучи запертой в монастыре, он должен был признать, что его Катеринушка, его «маленькая сердечная подруга», как он ее еще вчера называл, оказалась не лучше остальных. Однако Петр считал, что она его любила искренне и на всю жизнь. Даже когда он оставлял ее ради встреч со своими любовницами, он хранил уважение к ней. Сейчас же он опасался ее как чужую. Его моральные и физические силы были истощены. Его вымотала эта супружеская драма. К тому же обострилась его каменная болезнь. У него болели почки; на бедрах появились гнойники. Тем не менее он не стал меньше пить и работать. Во время прогулки, услышав шум из дома немецкого булочника, который находился поблизости от Зимнего дворца, он зашел к торговцу и попал на свадьбу. Царь сел за стол и выпил изрядное количество на глазах у ошеломленных гостей.