Читать книгу "Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте - Милтон Шульман"

За южную половину сектора отвечала возрожденная 5-я танковая армия, как и ее партнер, состоявшая из пяти танковых дивизий, вновь сформированных после разгрома во Франции. Занимать позиции, которые обойдут танки, должны были фольксгренадерские дивизии. Эту армию вел генерал фон Мантейфель, тощий, длинноносый, очень похожий на задумчивого, печального священника.

Следовавшая за 5-й танковой армией 7-я армия должна была запечатать пехотными дивизиями южный край выступа, обезопасив его от любых попыток прорыва на север 3-й американской армии генерала Паттона. Парашютный десант поддерживал захват важнейших перекрестков, мостов и создавал сумятицу в тылах союзников, для чего предназначалась и особая танковая бригада экспертов-диверсантов и знающих английский язык немцев, переодетых в американскую военную форму. Далее мы подробнее расскажем об этих особых частях. Также ожидалось, что наконец очнется и окажет активную поддержку наземным войскам немецкая авиация.

Основные ударные силы должны были сосредоточиться за 6-й танковой армией СС, которой предстояло первой достичь Меза, форсировать реку между Юи и Льежем, а затем пробиваться к своей главной цели – Антверпену. Выбор на главную роль эсэсовцев послужил главной причиной провала всей операции. По свидетельству фон Рундштедта, основой плана был разворот войск с юга в направлении Льежа и Антверпена. 5-я танковая армия на юге нуждалась в особом усилении. Однако Гитлер, доверявший СС больше, чем регулярной армии, стремился к тому, чтобы любой успех контрнаступления был приписан войскам, преданным режиму, а потому потребовал послать все основные ресурсы в 6-ю танковую армию СС Дитриха. Этот приказ вышел в начале наступления, но, даже когда дивизии СС безнадежно завязли и единственным шансом на успех было усиление 5-й танковой армии, все резервы отдали Дитриху. Как сказал фон Рундштедт, это было «главной ошибкой, решившей судьбу всего наступления».

Беда с дерзким замыслом Гитлера захватить американцев врасплох в Арденнах и отвоевать Антверпен заключалась в том, что к концу 1944 года для его выполнения у немцев уже не осталось необходимого вооружения, материальных ресурсов и закаленных в боях солдат. Но непрерывное уменьшение численности немецких войск в октябрьских и ноябрьских боях ясно показало, что продолжение оборонительной войны главных проблем не решит. Необходимо было что-то делать. Но что и когда? Идея Гитлера понравилась всему берлинскому военному окружению вождя.

«Я полностью согласился с необычайно дерзким планом Гитлера по захвату Антверпена, – объяснял генерал-полковник Йодль, – так как мы находились в отчаянной ситуации, и единственным выходом из нее было отчаянное решение. Продолжая оборонительные действия, мы не могли избежать нависшего над нами рока. Только наступлением можно было что-то спасти».

Фронтовые командующие, которых еще в октябре проинформировали о предстоящем наступлении и которым предстояло его осуществлять, были настроены не так оптимистично, как Гитлер и Йодль. В общих чертах соглашаясь с необходимостью наступления до весны, они понимали, что план, предложенный верховным командованием, слишком амбициозен для имеющихся в наличии сил.

«Я решительно возражаю, когда идиотскую операцию в Арденнах называют «наступлением Рундштедта», – сказал главнокомандующий на западе. – Это совершенно неправильное название. Я не имею ничего общего с этой операцией. Она свалилась на меня в виде подробнейшего приказа. Фактически, как только мы отошли к «Западному валу», я начал готовить собственное ограниченное наступление. Мне казалось, что захваченный американцами выступ к Кельну в районе Ахена вполне можно откусить одновременными атаками с севера и юга. Ограниченное наступление, в случае успеха, ослабило бы американцев, а мы захватили бы Ахен и, вероятно, расстроили планы их зимнего наступления. Я верил, что у нас достаточно сил для такой операции, даже попросил свой штаб разработать план. Однако этой операции не суждено было состояться, поскольку у Гитлера были другие идеи.

Когда мне впервые сказали о предполагаемом наступлении в Арденнах, я возражал энергичнейшим образом. Мы были слишком слабы для далеко идущих планов. Взамен я предложил свой план наступления на Ахенский выступ, но мое предложение отвергли, как и все мои возражения против плана Гитлера. Мне лишь оставалось подчиниться. Это была совершенно бессмысленная операция, а самое глупое в ней – Антверпен, как цель. Нам следовало бы на коленях благодарить Господа, если бы мы добрались до Меза. Антверпен был недосягаем».

Мнение фон Рундштедта твердо поддержал фельдмаршал Модель, который, как главнокомандующий группой армий «Б», должен был руководить всеми тремя наступающими армиями. Йодль признал:

«Модель считал, что Антверпен слишком далек и недостижим; а если сначала не разгромить союзные войска вокруг Ахена, они будут представлять серьезную угрозу нашему наступлению. Гитлер и я полагали, что нам не разгромить многочисленные и хорошо вооруженные союзные войска в районе Ахена. Мы думали, что наш единственный шанс – внезапная операция, в ходе которой мы перережем линии снабжения союзников в Ахене и таким образом нейтрализуем их».

Но красноречивее всех возражал обергруппенфюрер Зепп Дитрих, которому сообщили о его следующем задании в разгар переформирования разгромленных танковых дивизий СС. Эта новая армия должна была наступать через Арденны, завоевать плацдармы на Мезе между Льежем и Юи, а затем продвигаться на северо-запад вдоль линии Сен-Тронд – Эршо – Антверпен. «Я так разозлился, узнав об этих планах, – с горечью заметил Дитрих, разводя руки и надувая щеки, чтобы показать, как именно он разозлился. – Я должен был – всего лишь! – форсировать реку, захватить Брюссель, продвинуться дальше и захватить порт Антверпена. И все это в декабре, январе и феврале – в самые отвратительные три месяца года; через Арденны, где снега по пояс и невозможно развернуть танки хотя бы по четыре в ряд, не говоря о продвижении шести танковых дивизий; где светает после восьми утра и темнеет в четыре часа дня, а мои танкисты не могут воевать по ночам; с дивизиями, только что переформированными и состоящими из необстрелянных новобранцев; и в Рождество». На последних словах голос Дитриха дрогнул, как будто это был самый душераздирающий аргумент.

Дитрих отправился со своими жалобами в ставку Гитлера, где встретился с начальником штаба фельдмаршалом Гудерианом и генерал-полковником Йодлем. «Я не смогу это сделать, – заявил им Дитрих. – Это невозможно». Но те лишь пожали плечами: «Это приказ фюрера». На том все закончилось.

Как только приняли решение провести операцию по первоначальному замыслу Гитлера, встал вопрос о строжайшей секретности: успех зависел от внезапности. Всех офицеров, подключенных к планированию операции, заставили подписать документ, по которому их ждал военный трибунал, если бы они даже неумышленно раскрыли какую-либо часть плана. Чтобы свести вероятность утечки до минимума, о предстоящем наступлении информировали только тех, без кого нельзя было обойтись при подготовке. Эта мания секретности иногда оборачивалась нелепостями. Даже генерал-полковнику Курту Штуденту, командовавшему группой армий «X» севернее Рура, сообщили о наступлении только 8 декабря, всего за восемь дней до его начала. Генерал Альфред Шлемм, чья 1-я парашютно-десантная армия растянулась на юг до самого Менхенгладбаха, узнал о наступлении только за два дня до его начала, несмотря на то что неделей раньше он получил приказ выделить в распоряжение фельдмаршала Моделя всех самых опытных парашютистов.