Читать книгу "Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи"

В полной тишине выслушала Лукреция рассказ испанца. Присутствующие отдали должное ее самообладанию и «твердости духа». Она взяла себя в руки и продолжила прием и рассмотрение прошений. Но когда пришла ночь и герцогиня осталась одна, придворные дамы затаив дыхание слышали в соседних комнатах, как она бессчетное количество раз повторяла имя брата, к которому на протяжении всей жизни относилась с глубоким почтением и любовью. Да, в прошлом остались убийства герцога Гандийского, Перотто и Альфонсо де Бисельи. Но содействовала ли она этим преступлением, примирившись с ними (не считая ужаса первых мгновений) и, что хуже, забыв о них? Узы внечеловеческих законов, основанные на инстинкте, связывали ее с братом, и испанские и валенсийские слова срывались с губ, когда она взывала к нему в ночной тишине, и, вероятно, это были слова любви.

По всей Ферраре разносится похоронный звон колоколов. В церквях читаются молитвы и звучат реквиемы, а герцогиня оплакивает брата в монастыре Тела Господня. В самой Италии и за ее пределами люди ощущают, как новость о смерти Чезаре словно освобождает их от какого-то ядовитого насекомого. Теперь они могут вновь спокойно дышать. Среди прочих «доброжелателей» король Франции и Юлий II, члены семейства д'Эсте (теперь им не нужно разрываться между собственными интересами и чувствами Лукреции) и еще множество людей.

Cesare Borgia, ch'era dalla genteper armi e per virtu tenuto un solemancar dovendo, ando dove andar suoleFebo, verso la sera, all' Occidente.

Чезаре Борджиа, кто всеми управлялИ был блестящим воином и мужем,Когда на запад вечер опустился,Он вслед за Фебом молча удалился.

Безликая эпитафия! Чезаре оплакивали его мать, Ванноцца, Джофре, князь де Скуиллаче со второй женой Марией де Мила (Санча умерла в 1504 году в возрасте двадцати семи лет. Ее последний обожатель Гонзальве Кордуанский засвидетельствовал почтение на ее похоронах) и конечно же солдаты и офицеры, восхищавшиеся его выдающимися способностями. Именно Лукреция собрала вместе тех, кто сопровождал брата на протяжении его жизни, и дала приют не только испанцу, принесшему ужасную весть, но и испанскому священнику, который помог Чезаре совершить побег из Медины, а теперь оказался бездомным. Она вызвала из Рима незаконнорожденную дочь Валентинуа, свою тезку, Лукрецию, одела в атлас, бархат, парчу и меха и вверила заботам Анджелы Борджиа.

Что же касается личной жизни Лукреции в этот период, то заметное место в ней занимал Эрколе Строцци. Словно в противовес неприязненному отношению к нему со стороны Альфонсо, Лукреция даже чересчур приблизила его ко двору. Не считая личного секретаря Тебалдео, Строцци был допущен в апартаменты герцогини, естественно в отсутствие герцога. Частенько, когда ей нездоровилось, она принимала Строцци лежа в постели, и с его приходом комната наполнялась свежими известиями, счастьем сегодняшнего дня и будущими надеждами; с помощью поэтических образов он воссоздавал окружающий ее мир, как это делал когда-то Бембо. Лукреция не скрывала своей привязанности к поэту, которая в полной мере проявилась, когда Строцци потребовалась помощь герцогини во время его романа с Барбарой Торелли, имя которой прославило итальянскую литературу.

Барбара, изгнанник и бунтарь, обладала тем очарованием, которое отличает людей, смело вступающих в схватку, когда, казалось бы, нет никаких шансов на выигрыш. В двадцать семь лет она вышла замуж за Эрколе Бентивольо (Болонья), который сделал ей двух дочерей, а затем превратил ее жизнь в оскорбительное существование, в высшей степени отвратительное и жестокое. Он зашел так далеко, что решил продать ее за тысячу дукатов епископу, а когда она отказалась, пригрозил, что обвинит ее в попытке отравления. Это переполнило чашу терпения, и Барбара сбежала. Она являлась родственницей Гонзага по линии матери, и с помощью наилучших рекомендаций от герцогини Урбинской ей удалось спрятаться в монастыре в Мантуе. Оттуда она перебралась в Феррару и осталась жить с монахинями Сан Рокко. В архиве Гонзага был найден неопубликованный ранее документ отапреля 1502 года, доказывающий этот факт. Франческо Кастелло, доктор и придворный Эрколе I, которому приходилось часто по роду службы ездить в женский монастырь, с воодушевлением рассказывал о Барбаре Торелли как «об очень красивой и умной донне». Получив поддержку герцога Феррарского, близкого друга и родственника Бентивольо, Барбара почувствовала себя достаточно защищенной, чтобы заявить о своих правах. Единственное, чего она хотела, чтобы ей было позволено вести жизнь, в которой не будет места оскорблениям и унижениям, что ей должно быть возвращено приданое, или, по крайней мере, выплачена сумма, которая позволит вести «скромный и непритязательный образ жизни». Но подобно всем жестоким натурам, видящим, как жертва ускользает из их рук, муж ответил, что не собирается выдавать ей ренту. Рассказ Барбары о непреклонности и жадности мужа на фоне ее наивности и красоты превратился в одну из знаменитых романтических историй в хрониках Гонзага. Общественное мнение и личные симпатии были на стороне Барбары; она стала известной и многого добилась. Но еще задолго до ее триумфального восхождения она познакомилась с Эрколе Строцци, и он стал центром ее мироздания. Что заставило поэта влюбиться в Барбару? Был ли он очарован ее красотой или умом, или и тем и другим в сочетании с тем фактом, что она была жертвой, вовлеченной в борьбу, чреватую ловушками и опасностями? Выиграть Барбару Торелли, не обращая внимания на гнев семейства Бентивольо, было не менее заманчиво для человека с таким темпераментом, как у Строцци, особенно учитывая богатство, которое принесет ему эта победа. Со своей стороны Барбара видела себя в компании человека знаменитого и исключительно образованного. Хромота, очевидное проявление слабости, придавало ему особое очарование в ее глазах. Она принимала его любовь с естественной пылкостью и страстью, считая для себя большим счастье целиком покориться его власти, которую она осознала и полностью приняла.

Со временем взаимная симпатия между Лукрецией и Франческо де Гонзага все увеличивалась, и нет нужды объяснять, чем это могло обернуться у людей с таким темпераментом, как эти двое. Строцци был личным другом маркизы Мантуанской и мгновенно понял, чем все это может закончиться, но, вместо того чтобы поднять тревогу, взял на себя обязанности посредника между двумя любовниками. Письма, обнаруженные Люцио в архивах Гонзага в Мантуе, которые я сравнила (совершенно излишне) с оригиналами писем Строцци, не оставляют места для каких-либо сомнений. Человек, писавший под псевдонимом Зилио и являвшийся посредником между любовниками, не кто иной, как Эрколе Строцци.

Имея в наличии всего несколько загадочных посланий, можно только частично восстановить эту тайную связь. Начало романа относится к первым числам лета 1507 года (вероятно, взаимопонимание было достигнуто во время карнавала, когда маркиз Мантуанский дважды посещал Феррару). Он развивался в условиях соблюдения особых мер предосторожности, а в качестве дополнительной меры для сохранения тайны переписки всем действующим лицам были придуманы псевдонимы. Действовали следующим образом. Строцци от имени Лукреции писал Гонзага (иногда она писала собственноручно) и адресовал письма Гвидо Строцци, одному из своих братьев, жившему в Мантуе. Получив письмо, Гвидо либо сам передавал их маркизу, или через своего шурина Уберто дель Уберти, или через того, кто обозначен загадочными буквами «D.A.». Ответы передавались тем же путем. Для переписки каждый получил псевдоним. Гонзага был Гвидо, Лукреция – Барбара, Альфонсо д'Эсте – Камилло, Ипполито – Тигрино, Изабелла – Лена. Строцци, как я уже говорила, стал Зилио. Корреспонденты не придавали особого значения этим псевдонимам, рассматривая их в качестве последнего оборонительного рубежа, поскольку были уверены в своей неуязвимости. Сегодня с помощью графологической экспертизы не составит особого труда определить принадлежность почерка, но даже тогда было несложно обнаружить в этих письмах скрытый обман. В одном и том же письме Зилио упоминает двух Барбар, «моя Барбара» означает Барбару Торелли, а «ваша Барбара» – Лукрецию. Лукреция больше не может оправдывать свои письма Гонзага просьбами об оказании помощи Валентинуа. Почему она согласилась на эту опасную тайную связь? Не потому ли, что была еще очень молода и не могла так рано отказаться от любви? Она, безусловно, сильно рисковала, но еще большему риску подвергался ее сообщник Строцци, который писал маркизу, что ради него «ежесекундно» рискует собственной жизнью. Лукреция могла убедить себя, что если ей удастся сохранить их отношения на уровне нежной дружбы, то ее нельзя будет обвинить в грехе. В любом случае игра стоила свеч, но чего добивался Строцци? Большого вознаграждения? Наверное, хотя он и так имел дворцы, богатство, славу и любовь. На самом деле он тратил так много, что был почти без денег, и при случае Лукреция одалживала ему значительные суммы. Но это конечно же не причина, поскольку он не был ни беден, ни скуп, чтобы взять на себя эту роль из личного интереса. Дружба Строцци с Гонзага, Альберто Пио и Бембо, со всеми, кого по той или иной причине ненавидел Альфонсо д'Эсте, вкупе с его положением злого гения Лукреции говорит о том, что он испытывал тайную ненависть к семейству д'Эсте, и особенно к Альфонсо. Точно известно, что герцог не любил поэта, поскольку не только лишил его государственных должностей, но и намеревался отобрать земли, переданные его отцу Эрколе I. Поощряя страстные желания Лукреции, Строцци, вероятно, замыслил утонченную месть за нанесенные ему мужем герцогини обиды. Итак, механизм интриги был приведен в действие, и тайная переписка шла в обе стороны через реку По. Неизвестно, предоставлялась ли им возможность увидеться в течение лета 1507 года после той встречи на карнавале, но точно известно, что в декабре Лукреция опять забеременела и на этот раз все должно было пройти успешно; у Лукреции хорошее самочувствие, и она пребывает в отличном настроении.